Так называемая личная жизнь

Губер только вздохнул. Запасной портупеи для приезжего корреспондента "Красной звезды" у него не было предусмотрено.

- Долго его не держите, - попросил Вячеслав Викторович, провожая их до дверей. - Я его буду с чаем ждать. И вас тоже, если на этот раз зайдете.

- Покорно благодарю, - сказал Губер. - К сожалению, не от нас зависит. Сколько продержат на телефоне.

Только когда вышли, сели в "эмку" и поехали, он сказал Лопатину то, чего не сказал при Вячеславе Викторовиче, - что телеграмма была срочная и строгая. "Непременно сегодня же любой час ночи обеспечьте разговор телефону".

- Что-нибудь новенькие, - усмехнулся Лопатин. - Загонит куда-нибудь в обратном направлении.

И спросил у Губера:

- Как у вас тут с самолетами на Москву.

- Если есть погода, идут почти всякий день. Я уже справился у оперативного дежурного. И насчет связи тоже его предупредил. Обещали помочь, думаю, до утра не просидим.

"Эмка" притормозила на перекрестке.

Военный патруль с автоматами вел посреди мостовой двух задержанных гражданских. Видимо, задержание было серьезное, оба патрульных шли с автоматами на изготовку.

- Балуются в эту зиму у нас в Ташкенте, - сказал Губер. - Уголовники стянулись. Зима ожидалась теплой. За месяц несколько грабежей и убийств. Последние дни, правда, их крепко прижали. Проверяют, ловят, при любой попытке вооруженного сопротивления приказ коменданта: пулю в лоб! Одна банда убила в разных местах трех офицеров, находившихся после госпиталей в отпусках по болезни. Убили, раздели и в их обмундировании прибыли сюда, в теплые края, действовать.

- Поймали? - спросил Лопатин.

- Этих поймали! Верней, перебили. Отстреливались, на пощаду, понятно, не рассчитывали.

"Да уж какая тут пощада!" - подумал Лопатин.

Его передернуло от мысли об этих трех убитых где-то в разных местах офицерах. Сначала война загнала им в тело пули или осколки. Потом их выносили с поля боя, везли в медсанбаты оказывали по дороге первую помощь. Потом оперировали, зашивали, говорили: "Будешь как новенький!" Потом везли подальше от войны, на восток, долечиваться. Потом выписали с отпускными билетами - повидаться с родными, перед тем как вновь на войну. А потом какая-то сволочь где-то ночью в глухом переулке убила и раздела. И то, что сняла с мертвых и надела на себя, надела для того, чтобы убить еще кого-то!

- Так что комендатура тут у вас жесткая? - спросил он вслух.

- А какой же ей еще быть, - сказал Губер. - Сами знаете, война не идиллия. Нигде не идиллия. И здесь, в тылу, тоже. Считается, что сюда за этот год больше миллиона людей приехало. И половина из них осела в Ташкенте. А в таком море чего только не плавает - все есть. Тут сейчас военной комендатуре - и не ей одной - работы с головой! Всякой работы, в том числа и такой, чтоб рука не дрогнула.

Сказав это, Губер рассмеялся. Он редко смеялся, и это было тем более неожиданно.

- Меня тут, как старого строевика, хотели в комендатуру сманить на помкоменданта. И я дал понять, что согласен. Решил про себя: раз редактор на фронт не пускает, легче от них, от комендатуры, через полгода вырвусь! Но его запросили - и сразу крест! Наверно, подумал, что я тихой жизни ищу!

Уже почти подъезжая к самому штабу округа, они увидели еще один патруль. Этот шагал не по мостовой, а по тротуару и без задержанных.

В знакомом Лопатину по тридцатым годам старом здании штаба округа было холодно. Холодно в коридорах и на лестницах, холодно и в большой пустой приемной перед кабинетом командующего.

Поднявшись из-за стола, адъютант сказал, что командующий уехал на бюро ЦК, но по докладу оперативного дежурного разрешил корреспондентам "Красной звезды" воспользоваться связью в свое отсутствие.

- Пока присаживайтесь!

Он снял трубку и назвал по телефону знакомый Лопатину прямой междугородный "Красной звезды", по которому дежурили стенографистки. Несколько раз за войну Лопатину удавалось дозваниваться им из разных мест по этому номеру.

- Как со связью? - спросил адъютант. - Корреспонденты здесь.

Лопатин посмотрел на часы: половина третьего ночи.

"Да, поздно они сидят здесь на бюро ЦК, как мы в редакции с номером".

Адъютант был молоденький и старанием строго держать себя напомнил Лопатину Велихова - адъютанта покойного Пантелеева. Где он теперь, этот Велихов, и какой стал? И куда и с кем отходил потом из Симферополя - на Севастополь или на Керчь? И жив ли после всего этого, или убит, или потонул?

Раздался телефонный звонок.

- Дают редакцию, - сказал адъютант и задержал телефонную трубку в руке, но зная, кому отдать - Лопатину или Губеру.

Лопатин потянулся к трубке, но Губер шагнул вперед и сам взял ее, и, когда уже взял, Лопатин мысленно выругал себя за бестактность - нельзя было лишать Губера возможности самому доложиться по телефону редактору. Наверно, не так часто это бывает!

- Говорит Губер, прошу дивизионного комиссара. Звоню по его приказанию.

Редактор говорил с Губером недолго - минуту, но, кажется, похвалил его.

- Есть! Будет сделано. Передам второй материал в таком: же духе, сказал Губер. - Есть! - И протянул трубку Лопатину.