Она улыбнулась. И Лопатин улыбнулся вместе с ней, подумав, что в ее семнадцать - пятнадцать - это очень давно.
- Сюда д-доставил я, а в Москву наш с тобой редактор, - сказал Гурский. - Вызвал меня в кабинет час назад и сказал: "Г-гурский, сегодня каким-то поездом должна приехать из Омска дочь Лоп-патина. Я ее вызвал, и ее отправили. Но я п-потерял листок, где записан этот поезд. Найдите ее и отвезите к Лопатину. Но при этом п-помните, что за вами к двадцати часам п-передовая".
Но не успел я выйти от него, как мне п-позвонил вахтер, что меня ждет внизу какая-то б-барышня. А поскольку своим б-ба-рышням я категорически запретил переступать п-порог редакции, я сразу п-понял, что это твоя дочь и у нее хватило ума самой добраться до редакции.
- Я бы и госпиталь сама нашла, - сказала Нина.
- Этого я уже не доп-пустил, и вот она перед тобой. Вы поговорите, а я п-перекурю в коридоре. Тем более что мне полезно подумать над п-передовой. Такие вещи он никогда не забывает, это не бумажка с п-поездами.
Гурский оглядел палату, спавшего завернувшись с головой в одеяло левого соседа Лопатина и сидевшего в халате на своей койке правого соседа, с интересом слушавшего их разговор.
- Майор, будь человеком, п-пойдем покурим вместе мой "Казбек", если к-курящий.
- Курящий, но капитан, - поднимаясь с койки, сказал сосед справа.
- Ну так будешь майором! В таких случаях важно не ошибиться в п-противоположную сторону. Они вышли.
- О-от отсыпается за три года войны, - кивнув на спящего соседа, сказал Лопатин, - железа набрал в себя за троих, а нервы так и не расшатал. Абсолютно невредимы.
- Я сама, когда дежурила, удивлялась, как некоторые спят. Одни совсем не могут спать, а другие спят и спят, - сказала Нина.
- И я, несмотря на боли, сначала все спал. Как объясняли врачи - от потери крови.
- Я знаю. А какие боли, отчего?
- Отчего боли бывают? Оттого что болит.
Он хотел отшутиться, но она строго прервала его:
- Папа, не говори со мной, как с мамой! У лечащего врача спрошу, если сам не объяснишь. Расскажи все сначала.
Ее слишком уж требовательная серьезность чуть но заставила его улыбнуться.
- Ладно, сначала так сначала! Но чтоб не повторяться - что и от кого ты уже знаешь?
- Ничего я ни от кого не знаю. Я же прямо с поезда, - сказала она укоризненно.
- А Гурский? - спросил он, подавив в себе желание погладить ее по волосам.
- Твой Гурский только шутит. "Сейчас увидишь своего отца-молодца. Он в п-полном п-порядочке и все тебе лично д-доложит". - Она сердито передразнила Гурского, но не выдержала и улыбнулась тому, как это хорошо у нее вышло. - Я только знаю наизусть твою телеграмму: "Получил сквозное пулевое грудь, переправлен Москву, всякая опасность миновала. Не верь никаким болтовням. Отец". Так? - спросила она, выпалив наизусть телеграмму.
- Так. И цени, что написал как взрослой, - прямо тебе, а не тетке.
- И правильно. И хорошо, что я без нее получила. Я потом два дня ее готовила.
- Сдала она? Сколько? - с тревогой спросил Лопатин, помнивший краеугольный характер своей старшей сестры и не представлявший, чтоб ее нужно было к чему-нибудь готовить.
- А что ты думаешь? - горько, по-взрослому сказала Нина. - Конечно, сдала. Знаешь, как сейчас учителям?
- Догадываюсь.
- У нее в классе, где она классной руководительницей, больше чем у половины уже отцов нет. А она двадцать шестой год в этой школе, и все считает и считает, скольких ее бывших учеников убили. Она почти про всех знает, ей говорят. Недавно пришла домой и заплакала - из-за какого-то Виктора Подбельского, - что его убили в сорок пять лет, что он второгодник, из самого ее первого после революции выпуска, что у него уже внуки. А потом перестала плакать и говорит: "Теперь мне сто лет". Я говорю: "Тетя Аня, какие же вам сто лет?" - "Нет, говорит, теперь, после этого, мне сто лет. И я больше жить не хочу. Буду жить, потому что нужно, но не хочу". И Андрей Ильич, - вздохнула Нина и остановилась.
- Что - Андрей Ильич? - спросил Лопатин. Андрей Ильич был муж его старшей сестры.
- По-моему, он потихоньку умирает, - сказала Нина. - Но по нему не так заметно, он все время больной, как я приехала. А тетя Аня, она, знаешь, в этом году вдруг... - Она подыскивала, как бы получше объяснить отцу это "вдруг", а он все равно не мог поверить, что сестра стала другой, чем та, к которой он привык.
Дочь замолчала и выжидающе посмотрела на него. И он рассказал ей о том, что с ним было, помня, что Гурский курит и ждет в коридоре.