Так называемая личная жизнь

- Что означало в его п-простодушных устах прекрасное в своей универсальности попятно "п-порядок"? - когда они уже вышли на перрон, ревниво спросил Гурский, не любивший, чтобы кто-то знал что-то, чего но знал он сам.

- Ничего особенного. В свое время посылал с ним в Ташкент письмо, только и всего.

Гурский мог стать единственным человеком, с которым он, вернувшись прошлой весной в Москву, поделился бы тем, что было на душе, но как раз тогда Гурский был на фронте. А когда вернулся, все было отрезано, и задним числом не захотелось говорить даже с ним.

- Интересно, как там твой бывший друг? Ксения не рассказывала? спросил Гурский о Вячеславе, о котором они уже не раз спорили. Эпитет "бывший" был отголоском этих споров: можно или нельзя ставить крест на таком человеке. При всей привязанности к Гурскому Лопатин не любил в нем этой ревнивой жестокости.

- Не привык к сочетанию слов "бывший друг", хотя оно и расхожее, особенно сейчас.

- А дружба с ант-трактом на войну, по-твоему, дружба? - спросил Гурский.

- Ты по-своему прав, но думаю, что он так и не попросился на войну не потому, что боится, а потому, что стыдится, просидев самое тяжкое время в кустах, теперь, когда дело пошло на лад, выскакивать из них с криком "ура!".

- Погоди... Пойдем по заг-границам, увидишь, как он п-преодолеет свою ст-тыдливость.

- Кто-то другой - да, - сказал Лопатин. - А он - нет.

- Ладно, ост-тавим этот разговор до проверки фактами. Во всяком случае, пока ты был под Тарнополем, а я, как тебе уже известно, летал на три дня заметь, всего на три дня - в северные уезды Рум-мынии, где мы вступили в так ск-казать буржуазную Европу, я обнаружил там одного известного тебе деятеля литературного т-тыла, в новенькой форме, с трофейным п-пистолетом, и удивился, как он быстро п-поспел туда из К-куйбышева, где безвыездно проживал с октября сорок п-первого...

- Его встретил, его и клейми.

- А ты не злись на меня. Оставив на твою долю п-приятную возможность думать обо всех лучше, чем они есть на самом деле, мне пришлось, для равновесия, взять на себя неб-благодарную обязанность думать наоб-борот, только и всего. Ты, я вижу, не в своей т-тарелке. В чем дело?

- Все вместе, - сказал Лопатин. - Жаль сестру, тоскливо, что уехала Нина, глупо, что ссыпалась на голову Ксения, и вдобавок ко всему провожаю тебя. Еще час назад и в голову бы не пришло.

Они шли по перрону вдоль состава. Гурский ехал в первом вагоне, но он оказался не первым - между ним и почтовым стоял еще один, служебный вагон, у которого толпились военные.

Военных было много у всех вагонов, но у других были штатские, и мужчины и женщины, а тут - только военные.

- Довольно много нашего б-брата. - сказал Гурский. - "К-красная стрела" для меня символ чего-то молодого и д-довоенного. Было в этом даже нечто т-таинственное, никак не хотелось сп-пать, и все казалось, что ты вст-третишь в коридоре какую-то необыкновенную женщину и вообще п-произойдет что-то прекрасное, хотя на самом деле происходили только б-бутерброды и двести грамм к-коньяку. Но все равно, время шло, а это странное суеверие п-продолжалось. И все очень любили п-провожать друг друга на "Красную стрелу", не п-правда ли?

- Да, провожающих теперь немного, - сказал Лопатин. - И состав короче, чем до войны. Мне говорили, что путевое полотно оставляет желать лучшего. Там, где подолгу стоял фронт, местами вообще но едут, а ползут.

- Ты п-прозаик, - сказал Гурский. - П-подожди, я положу чемодан и выйду к тебе.

- Ну вот, - сказал он, выскочив налегке из вагона, - п-проводница, когда брала у меня билет, не узнала меня и но сказала: "А я вас помню еще до войны!" А я ее узнал, только она очень п-постарела и п-подурнела. Отчего так п-постарела и п-подурнела женщина, которой всего-навсего тридцать? Не только страшно сп-просить у нее, но страшно подумать. Один бог знал, что могло достаться на ее долю за эти три года! Мне жаль женщин, когда они стареют и д-дурнеют.

- Интересно, где наши начнут - на Карельском перешейке или где-то еще? - оглянувшись по сторонам, негромко сказал Лопатин.

- Оставь, пожалуйста, в п-покое войну. Мы при ней состоим и будем состоять, но сейчас у меня нет ни малейшего желания говорить о ней. Я беспокоюсь за тебя. У тебя приступ одиночества, и мне очень не нравится п-приезд Ксении. Когда у человека приступ одиночества, он способен на п-поистине идиотские поступки. П-пожалуйста, не совершай их до моего возвращения.

- Можешь быть спокоен - не совершу.