Так не бывает

Подняв воротник плаща, застегнув все пуговицы и педантично обходя зеркала луж, Евгений Васильевич медленно побрёл на встречу со своим двором. Там, в тени старого раскидистого тополя, в углу у дощатого зелёного забора, быстротечно, за игрой в индейцев и разведчиков прошло его детство. Там, у самодельного стола, сколоченного из старых досок и покрытого затёртым куском линолеума, за шашками и картами пронеслось отрочество. Там же под аккорды вечно расстроенной гитары и хриплые записи единственного на всю компанию магнитофона-кассетника танцевала в клешах и мини-юбках его длинноволосая мечтательная юность. Незрелыми размышлениями о смысле жизни, тенденциях мировой политики и, конечно, особенностях женской сексуальности отметилась вольница студенческой поры. Здесь он, тогда ещё просто Женька, встретил первых друзей и первую любовь.

Сероглазая Ира жила в том же дворе, в дальнем подъезде, и была младше Евгения. Разница в два года ощущалась пропастью, могучей стеною, да что там, целой эпохой, разделяющей поколения. То ли поэтому, а может, по каким-то другим причинам, но всё у них получилось не сразу. Долгое время Евгений просто не замечал Ирину, не обращал на неё внимания. А потом, уже после окончания школы, внезапно влюбился – крепко, надолго, тогда казалось, что навсегда.

Все, абсолютно все тёплые воспоминания юности были связаны с этим маленьким двором. Тут они проводили лунные весенние и летние вечера. С наступлением темноты двор благосклонно принимал их в свои сумеречные объятия и отпускал домой далеко за полночь, возбуждённых и переполненных пылкими эмоциями. Здесь всё принадлежало только им: скамейка, условленное время встречи, характерный местный жаргон, смешавший ключевые фразы из расхожих анекдотов и цитаты из популярных фильмов. Всё было их достоянием, как будто создано специально для их счастливого существования.

Но как бесконечно давно это было! Далёкие годы казались полузабытым чёрно-белым фильмом о мальчике-подростке, выросшем в небольшом, типичном для того времени московском дворе. А где видел эту картину, в каком кинотеатре, как назывался фильм, кто исполнял главные роли, – уже и не вспомнить. Теперь, конечно, у всех другие дворы. У всех семьи, работа, дети, машины, коллеги, корпоративные вечеринки, презентации, логотипы, визитки и прочая деловая мишура. Былое же осталось в старых фотоальбомах, пылящихся на самых дальних полках книжных стеллажей.

Однако Шмелёв всегда отличался хорошей памятью. Сейчас он стремился туда, где прошло его детство. Уже не Женя – Евгений Васильевич. Так иногда нас навещает давний друг детства: сваливается как снег на голову, почти забытый и почти неузнаваемый. Вот и Женя изрядно изменился. Он возмужал, посерьёзнел и повзрослел, в тёмных, по-прежнему густых волосах начинала проблёскивать седина, а глаза стали усталыми и грустными.

Именно взглядом теперешний Евгений Васильевич больше всего отличался от молодого Жени. В далёкие беззаботные времена его глаза как огнём светились. Даже старые фотографии передавали это впечатление – будто бы он мог зажечь всё вокруг себя. Будто время не властно над юным искрящимся взором, будто ничто не в силах его омрачить. Такие вот по-детски наивные, романтические мечты.

Действительность налетела гудящим на всех парах локомотивом. Она разметала палаточный лагерь, разбитый на берегу реки, прервала пение под гитару у потрескивающего снопами искр костра, затмила образ величественной бригантины, бороздящей лазурные просторы. А ведь не так уж много времени прошло. Когда же романтику заменили счета-фактуры, квартальные балансовые отчёты, внеплановые собрания акционеров?

Теперь усталый, рассеянный взгляд Евгения Васильевича блуждал по фасадам знакомых домов, изгибам переулков. Он всего лишь свернул с центральной городской магистрали – и пропали броские витрины фешенебельных бутиков, призывные огни ресторанов, рекламные щиты сотовых операторов. Затих пронзительно-резкий звук сирен и монотонный автомобильный гул. Медленно шагающий Шмелёв погрузился в атмосферу двадцатилетней давности. Новенькая брусчатка, выложенная перед заведениями, которые следили за своим имиджем, уступила место щербатому, потрескавшемуся асфальту, аккуратно отреставрированные фасады престижных магазинов – облупившимся, покрытым граффити стенам.

Евгений Васильевич и сейчас мог пройти по этим улицам с закрытыми глазами, найти нужный дом, подъезд и дверь. Он всё помнил в округе с тех давних пор, возможно, даже гораздо лучше, чем цифры последних биржевых сводок. Приближался родной двор, и тем большее он испытывал смятение. Хотелось ускорить шаг, сорваться с места, побежать – хотя торопиться, конечно, было некуда. Солидный и всегда уверенный в себе Шмелёв пытался сдерживать волнение, но неосознанно комкал в руке аккуратно сложенные перчатки.