Так [не] бывает

– Больше никто не согласился, – прошептал мой ангел и икнул. А потом таким же заикающимся голосом добавил: – Ваша светлость, я должен просить вас немедленно уйти отсюда. Я обязан. Извините.

– Спятил, – констатировал Дис. – А если я сейчас возьму тебя за крыло и начну ощипывать, как цыпленка?

Мой ангел снова икнул.

– Я ничего не могу поделать, – сказал он, и с его подбородка капнуло на пол. – Я понимаю, что я тут не нужен. Но я уже здесь. И не могу поступать против своей природы.

Рати небесные, как он хохотал. Как он хохотал, закинув голову и лупя ладонью по коленке, обтянутой линялой джинсой.

Потом успокоился, протянул руку и взял несчастного за мокрый подбородок и дождался, пока тот посмотрит ему наконец в глаза.

– Учись, – лучезарно посоветовал Дис, встал, кивнул мне и вышел. Ангел остался посреди кухни.

Я, опершись о столешницу и сложив руки на груди, молча смотрела на это недоразумение. А он вдруг метнулся к плите, схватил джезву, та зашипела, перекипая – я совсем про нее забыла.

– Святые угодники, – ойкнул ангел и быстро выставил джезву на стол. – Горячая какая.

Я отлепилась от столешницы. Ну хоть какой-то со всего этого прок.

– Чашки в том шкафу, – сказала я. – Мне белую, от Виллерой и Бох.

Александр Шуйский Трансформация

Третий раз, – говорит джезва, – третий раз за день, ну что за кривые руки, а.

Слушай, – говорит кофе, – я тут уже по всему столу мимо банки, но я же молчу. Подумаешь, опрокинули тебя разок. Ну да, он неловкий, ну что поделаешь.

Кодеин не надо жрать пачками, – говорит джезва, – тогда и руки трястись не будут. И мыть меня хотя бы иногда.

Нет уж, – говорит раковина, – пока меня не прочистят, никакого мытья. У меня на дне два ножа и три ложки, и все под культурным слоем, скоро жизнь заведется. Еще один слой кофе я просто не выдержу.

Что значит никакого мытья, – говорит лестница на второй этаж, – да он уже два раза поскальзывался, еще раз расплещет что-нибудь, загремит с концами, никакой кодеин не поможет.

Просто неловкий, – говорит кофе. – Ну и не спал двое суток, тоже надо учитывать.

Уборщицу пусть заведет, – говорит лестница, – сколько можно, неудивительно, что в таком бардаке…

Не надо мне про бардак, – кричит рабочий стол из студии, – вот только не надо мне про бардак, ладно?

Это не бардак, – говорит коробка красок, – это творческий беспорядок. Вон же на планшете как чисто, и палитры все вымыты, а где ульрамарин?

Под столом, – мрачно отзывается ультрамарин и добавляет не без сарказма: – Еще с позавчера.

Долго мне тут еще лежать, – говорит лист акварельной бумаги, – я спрашиваю, долго мне еще лежать в этой луже, я же раскисну, у него голова на плечах есть вообще, нет? Мне мокро, мокро, мокро!

Чшш, – говорит малярная лента, – вот я тебя сейчас, не рыпайся. Лежи ровненько.

Опять! – кричит джезва, – он опять поставил меня на плиту и ушел!

Ха, – говорят жалюзи на южном окне, разворачиваясь, – работа!

Меня! – хнычет большая металлическая линейка, – нужно взять меня! Тебе обязательно нужно взять меня, у тебя ничего не получится, почему он меня никогда не берет, а? Граждане, это же нечестно, я же самая ровная на свете, как так можно, а.

Замолчи, – говорит тюбик с белилами, – просто замолчи, ладно? Черт, опять он меня смахнул со стола.

Тихо вы, – говорит большой флейц, – сейчас начнется.

У него все падает и руки трясутся, – говорит синтетическая нулевка. Она в студии новенькая, ее только сегодня принесли из магазина, она скептически смотрит на «художественный беспорядок» на столе. – Меня вообще нельзя такими руками брать, я вам не температурный самописец.

Тихо, – снова говорит флейц. – Он сейчас начнет превращаться.

Он сейчас будет с шишкой на затылке, – говорит стол, – за ультрамарином полез. Ай! Ну, что я говорил? Кодеин еще остался там, нет?

На сегодня хватит, – говорит блистер. Он израсходован наполовину и лежит между феном и большим монитором. – Должно хватить.

Зачем меня менять, – говорит вода в глубокой миске, – я же чистая, ну, самую малость зеленая.

Все замолчали, – говорит ультрамарин и давит жирную каплю на палитру. – Кобальт, ты со мной? Где охра? Давай сюда. Поехали.

Как это, – говорит нулевка, – как это, у него что, по шестому пальцу отрастает? Как он это делает?

Кто-нибудь знает текст «Heart of courage»? – спрашивает Гугль, – не могу найти.

Тихо, – говорит флейц, – потом поищешь. Не мешай колонкам, лучше звук добавь. Смотрите, смотрите, вторая пара рук.

Не могу смотреть, – говорит стол, – он мне этим хвостом своим чешуйчатым все ножки пооббивал.

Долго еще? – говорит лист, – я что-то подсыхаю.

Потерпи, – говорит ультрамарин, – где нулевка? Была же, сегодня же купили?

Ай, – пищит нулевка, – он меня облизывает! У него язык раздвоенный! Эй, я хочу обратно в магазин, я…

Макайся, – говорит сепия. – Макайся и работай. Умница. Хорошую кисть купили. Вон как славно пошло.

Эй, я ничего не вижу, но мне щекотно! – хихикает лист. – Ой, а фен-то зачем?

А вот увидишь, – говорит фен. – Я вот отлично все вижу. Хорошо получилось. Ну что, фиксатив или рано еще?