И снова молчание. Лишь пристальный изучающий взгляд оппонента. Или не изучающий? Ему трудно судить об эмоциональном состоянии блондина. Он сам едва сдерживается, чтобы не кинуться на высокомерного ублюдка, что сидит напротив. Он давно знает. Давно. В курсе, что у Алёны какие-то мутки с этим типом. Какие-то не хорошие мутки. Она не рассказывала. Их общий друг — Лёнька — тоже молчал. Там было что-то серьёзное. Он утвердился в этой мысли после того раза, когда мудак, что сидит сейчас напротив, накинулся на него словно озверевший, словно с катушек слетел, а потом забрал девчонку с собой. Просто затолкал её насильно в машину и увёз… Но он не лез. Решил, что Алёна сама поделится, если посчитает нужным.
И то, что он услышал сейчас, буквально выбило почву из-под ног. Заставило взбеситься ещё сильнее…
— Я с самого начала понял, что у неё реальные какие-то проблемы с тобой мудаком… — зачем-то говорит музыкант, но совершенно не рассчитывая на какие-либо объяснения.
И снова эта кривая ухмылка, что раздражает уже до зубовного скрежета.
— Ты не торопись. — блондин тушит сигарету в пепельницу, что минуту назад поднесла смазливая официанточка в плиссированной мини-юбке. — Подумай как следует. А через пару дней я тебя наберу. Скажешь свой окончательный ответ.
И тут всё-таки не выдерживает, склоняется к блондину и цедит сквозь зубы:
— Да пошёл ты…
Поднимается, выходит из-за стола и покидает кафе-бар.
Но пары дней не понадобилось. Он предусмотрел всё. Звонок совершал с открытого номера, чтобы у музыканта сохранился контакт. И он перезвонил, как предполагалось. Перезвонил на следующий же день, вечером. Перезвонил, чтобы согласиться на предложенные условия.
Дело было сделано.
Он стоял у открытого окна мансардной в своей шикарной квартире в элитном районе. Курил, отрешённо глядя в никуда. Там внизу бурлила жизнь яркого и красивого в своих неоновых ночных огнях мегаполиса. Там время неумолимо неслось вперёд, чтобы в один момент ты проснулся и понял, что просрал в этой грёбанной жизни всё, что только можно было просрать, а позади осталось лишь невзрачное и безликое «ничто», окружённое бешеной вакханалией из бесконечных, смазанных в одно сплошное пятно дней, ночей, вечеров, бессмысленных людей, и работы, работы, работы…
Лишь бы забыться, пропасть, забыть, отключиться в какой-то момент и, возможно никогда больше не прийти в себя.
Возможно… но не факт.
Он стоял у открытого окна мансардной в своей шикарной квартире в элитной новостройке и курил. Должно быть, уже пятую сигарету. Или шестую… Хрен его знает. Он в последнее время слишком много курил и слишком часто пил. Мало спал. В последние месяцы всё катилось в какую-то грёбаную беспросветную задницу. И конца и края этому не было видно. Всё было как-то не так, и впервые с этим ничего не хотелось делать. Но сводило с ума и не давало покоя совсем не это…
— Да-а, дружище… — с усмешкой сказал он сам себе. — По ходу шифер протёк окончательно, раз дошёл до подобного дерьма… — Затянулся. Глубоко. Горько. Горечь обожгла и сдавила горло. — Главное, чтобы всё действительно прекратилось… после.
Но он не был уверен.
Точнее…
Он полностью осознавал весь идиотизм и иронию ситуации, и что-то внутри, какой-то навязчивый противный голос твердил, всё никак, сука, не затыкаясь:
Она часто так говорила. Ему.
Боялась его едва ли не до усрачки и всё равно твердила. Раз за разом. Сумасшедшая, ненормальная… будто бессмертная. Продолжала огрызаться, упрямиться и бесила. До зубовного зуда, до скрежета, до шума, разрывающего барабанные перепонки, до красных пятен перед глазами. До такой степени, что руки чесались с ней что-нибудь…
Нет.
Окурок летит в окно.