Так плохо, как сегодня

– Чего непонятного? Какой-то Миша обманул какую-то Киру, выдумал адрес. Первое, что на ум пришло. А так как улица Ленина есть в каждом городе и дом двадцать два и квартира десять, то письмо пришло к нам.

– А Сидоров почему совпало? Сидоров же не Ленин, – усомнилась жена.

– Правильно. Ленин – один. А Сидоровых миллион. Третья самая распространенная фамилия: Иванов, Петров, Сидоров.

Жена подумала и сказала:

– Наверное, этот Миша лечился у тебя в госпитале.

Мысль была проста, как все гениальное. Сидоров работал в военном госпитале, заведовал кабинетом политпросвещения. Политически просвещал. Мало ли через его руки прошло этих Миш…

Сели к столу. Жена приготовила борщ, овощи были нарезаны крупно, как скоту. На второе – рыба, перемороженная, сухая, как опилки. Продукты были плохие, и чтобы приготовить хороший обед, требовалось время и воображение. Жена жалела время. Зачем тратить часы на то, что будет уничтожено за десять минут. Все равно в желудке все смешается. Но что ей действительно удавалось, так это компот из сухофруктов. Жена не ленилась разрезать сухофрукты пополам, и тогда запрятанное в них лето как будто вырывалось на волю, пахло солнцем, сливой и яблоком.

Валерик сидел рядом и тоже наворачивал с аппетитом, шумно подсмаркивая. И было странно: куда это все девается? Наверное, сгорает в беспрерывной моторике. Валерик был худенький, с большими глазами, без щек и походил на рыбку кильку в аквариуме, когда она смотрит, уткнувшись носом в стекло.

После обеда Сидоров проверял у Валерика уроки, воспитывал, грозил пальцем. Валерик не верил в строгость, пережидал отцовы нравоучения, ждал, когда покажут по телевизору «спокойку». Но вместо «спокойки» мыли волосы. Валерик визжал на каких-то нечеловеческих частотах, режущих слух. Все устали от перенесенного стресса. Ну что делать? Хоть бери да брей наголо и протирай голову мокрой тряпкой.

В девять часов Сидоров включал программу «Время». Кроме программы «Время» по телевизору нечего было смотреть. Патлатые парни, голые девки бесновались с гитарами. Глаза бы не глядели. Сидоров пошел спать.

Перед сном он любил почитать газету «Правда». Сегодня в «Правде» сообщались основные направления по стабилизации народного хозяйства и переходу к рыночной экономике. Сидоров пытался вникнуть в основные направления, но его отвлекала эта дурацкая открытка. Неведомая Кира, должно быть, влюбилась в Мишу или забеременела, а может, то и другое. Вызвала на разговор. Пригрозила повеситься. А вдруг и в самом деле повесится?

Сидоров подумал о дочери Нелли, которая уехала учиться в Ленинград, крутится там без отца, без матери.

Жена Сидорова шуршала по хозяйству. Потом тоже легла. Смотрела в потолок.

– Миш! – позвала она. – Завтра суббота. Выходной день.

– Ну? – Сидоров и так знал, что суббота – это выходной.

– Съезди в Москву, дойди до Большого театра. А то вдруг правда – возьмет и повесится. А мы будем виноваты.

– Она дура, а мы виноваты?

– Могли предотвратить и не сделали. А молодые – они все дураки.

Сидоров вздохнул: до Москвы четыре часа. Там час. Обратно четыре. Девять часов. Утомительное мероприятие. А с другой стороны: что такое девять часов в сравнении с целой жизнью, со спокойной совестью…

Сидоров обнял жену. Он любил, когда она была хорошая. Злым и плохим человек бывает от безлюбья и от усталости. А если жена устает – виноват муж. Значит, жена бывает плохая по его вине.

Сидоровы заснули в общем дыхании, в общих мыслях, общем мировоззрении. Они одинаково взирали на этот мир в последнем десятилетии двадцатого века.

Сидоров приехал в Москву. Прошелся по Арбату. Опять черт-те что… Вроде Москва, Россия, а вроде Париж какой-нибудь. Что хотят, то и делают. Какая-то баба надрывным голосом к чему-то призывала, а баба вроде не сумасшедшая. Шла бы домой, внуков нянчить.

Толстый парень торговал гороскопами. На кого-то он был похож… Вспомнил. Года два назад в госпиталь поступил призывник, зад – как раскрытый парашют, ни одна пижама не налезала. В своей ходил. Диагноз: вегетативно-сосудистая дистония. Как у старика. Здоровый бугай. Ясное дело, прячется от армии. Мамаша прячет. Артистка московского театра. Концерт для раненых организовала, известных артистов навезла. В актовом зале выступали. А к тем, кто без ног, индивидуально в палаты пришли. Артистка в возрасте – плакала, жалела ребят. Героев жалела. Лучше бы своего симулянта пожалела. Значит, одни должны терять руки, ноги, глаза, а другие за мамкины юбки прятаться. Зады наращивать. Он так ей и сказал после концерта. Артистка глазки вытаращила, все внутри слиплось от страха, даже жалко стало. Он сказал: «Я действую согласно воинского устава. Я служу».

А она ему: «Но ведь вы не собака»… Ничего себе… Пусть скажет спасибо: вышел указ – студентов в армию не забирать. Ее счастье, а то он упек бы этого вегетативно-сосудистого. Показал бы, кто собака, а кто хозяин…

Сидоров подошел к Большому театру в точно назначенное время. Киру он узнал сразу. Понял: ОНА. Почему? Непонятно. Узнал, и все.