Или наоборот — взяться отговаривать Джонатана от возможного решения проблемы Гиры? Исключая сам факт того, что Синдер считала подобный исход наиболее удачным — устранение Гиры, если быть более конкретными — должен ли был Джонатан просто отпускать на волю потенциального противника, уводить ресурсы, создавать проблемы — не только для самого Джонатана, но для всего его государства? Пусть Менажери и не был критически важен для существования Гленн более — это все еще был важный союзник, рынок сбыта в конце концов. Текущий разбег мог пошатнуть на только планы гегемонии Гленн, но и всю политическую ситуацию — возможно даже однажды стать причиной угрозы для Джонатана — и Синдер не могла этого допустить, никоим образом.
И Джонатан понимал это не меньше — нет, больше Синдер — нужду действовать во имя государства — и необходимость сохранять свою человечность. Что станет с ним, если он не остановится сейчас? А что произойдет, если он остановится здесь? Решения, решения и решения — сотни тысяч решений, и ни одно из них не было правильным — потому, что жизнь не сводил к математическим моделям и «правильным» ответам. Не было никакого «правильного» ответа на поставленный перед Джонатаном вопрос — даже не вопрос, а выбор. И Синдер, зная об этом, не хуже Джонатана, была вынуждена смотреть сейчас в его глаза, надеясь на то, что он сможет почерпнуть что-то из ее мыслей… Даже если в ее мыслях не было ничего, что можно было почерпнуть.
Глядя в глаза Джонатана Синдер задумалась на мгновение — что он видел в ее отражающемся взгляде?
Синдер знала, что она видела перед собой — Джонатан Гудман, влиятельный и могущественный король и политик, один из сильнейших людей современности, но прежде всего — ее Джонатан, тот растерянный парень, что однажды увидел озлобленную и обиженную на весь мир сироту, работающую в отеле, принадлежащем семье, созданной откровенной психопаткой, испытывающей больной наслаждение от вида извивающегося от боли ребенка перед ней и, встав со своего места, произнес — «так быть не должно» — прежде чем совершить сотню ошибок, пытаясь исправить одну несправедливость, которая никак не относилась к нему. Тот, кто спас ее столько раз, что всей жизни Синдер не хватило бы, чтобы перечислить все благодарности, которые та испытывала к нему.
Но что видел сам Джонатан? Как он видел самого себя — свои решения, прошлое, планы — будущее? Какие-то вещи были однозначны — конечно же у них будет семья и конечно же у них будут дети, конечно же все закончится хорошо и конечно же Озпин и Салем будут разбиты, но…
Что кроме того? Какие шаги будут предприняты, какие решения, какую цену они заплатят и…
Синдер было плевать на «кровь невинных» и прочую требуху — если на чашах весов лежало счастье Джонатана — Синдер была готова сжечь весь Ремнант дотла, полностью, не оставив даже упоминания о людях и цивилизациях прошлого. Синдер видела ценность в людских жизнях, безусловно — как и всякий ресурс — и весьма дорогой — разбрасываться теми бессмысленно было не более чем глупостью. Однако для Джонатана… Для Джонатана человеческая ценность представляла из себя что-то абстрактное — в то время, как Синдер верила в точность — он верил в эмоции, чувства и возвышенные идеалы…
Джонатан часто погружался в подобные меланхолические раздумья. Слишком часто на вкус Синдер — однако для Синдер даже одно подобное событие было «слишком частым». Но важно было не это, а то, что в конце каждого подобного момента тяжелых размышлений Джонатан возвращался — немного иным, но все еще Джонатаном. Чуть более уверенным в своем жизненном пути, в своих выборах, с новыми знаниями и опытом, приняв решение которое он давно уже принял сам для себя — до которого ему требовалось лишь дойти.
Принял ли решение уже сейчас Джонатан? Скорее всего — скорее всего он уже знал свой выбор — и если Синдер нужно было задуматься о том, что именно выбрал Джонатан, то та сказала бы, что он решил…
Отступить и не становится против Гиры Белладонны.
Скорее всего и сам Джонатан уже знал, какой выбор он сделал — и все, что ему требовалось, это прийти к этому решению, однако…