Так просто сказать люблю

— Читала неофициально знакомая, которая работает в издательстве. Но она готова в любой момент начать официальные переговоры.

В ответ моя собеседница поспешила назначить день встречи.

Приняли меня достаточно любезно. Гонорар предложили весьма скромный, зато на будущее обрисовали самые радужные перспективы. Главных условий поставили два. Во-первых, мои романы будут выходить под псевдонимом. Меня такое вполне устраивало. Я совершенно не хотела, чтобы о моем тайном занятии раньше времени прознали родные. Добьюсь успеха, тогда пожалуйста, а провалюсь — никто и не узнает о моем позоре. Во-вторых, «Атлантида» хотела от меня не меньше шести книг в год. Тут я уперлась насмерть. Не больше четырех, и точка!

В глубине души я совсем не была уверена, что и четыре смогу сочинить, однако попытка не пытка. На четыре романа врагов, которых хотелось бы убить, наскребу. А если совсем станет туго, еще раз прихлопну в другом обличии Эмму Никифоровну. Эта стерва по-прежнему мне досаждает, вот пусть и получит.

Четыре книги их тоже устроили, хотя и согласились они со скрипом. Мол, массовый читатель не любит слишком больших перерывов. Тут я позволила себе огрызнуться: массовый писатель все-таки не автомат.

— Ну, как писателю вам еще предстоит утвердиться, — осадил меня крупный и вальяжный зам главного редактора.

— С вашей помощью, надеюсь, получится, — решила я капнуть ему бальзама на душу.

— С нашей помощью у всех получается, кого мы, конечно, выбираем.

Я поняла, что в «Атлантиде» не страдают от ложной скромности. Впрочем, какая разница. Меня выбрали, мои романы хотели печатать, и я была счастлива.

Псевдоним мы придумывали вместе с Лялькой.

— Ты, можно сказать, моя литературная крестная мать, в издательство меня заставила идти, вот я и хочу псевдоним в честь тебя, — заявила я.

— В смысле имени или в смысле фамилии? — уставилась на меня Лялька.

— Естественно, имени. Фамилия точно не подойдет. Они потребовали ярко выраженную русскую.

— Ну, тогда мое имя сгодится. Только, по-моему, Людмила для литературного псевдонима скучновато.

— Да вот мне тоже так кажется, — согласилась я. — Я-то хотела для живости Лялей назваться.

— Какой-то детский псевдоним. Ты же, Таська, не сказки пишешь.

— Сказки, но только не детские. А от чего еще Ляля сокращенно бывает? — продолжала я размышлять вслух.

— От Ольги, от Елены… Погоди-ка, — она кинулась к стеллажу. — У меня ведь есть книжка про имена. Давай почитаем. Вдруг попадется что-нибудь интересное.

И нам попалось имя Евлалия.

— Такое необычное! — восхитилась Лялька. — Во-первых, сразу запоминается; во-вторых, ни у кого из нынешних писательниц наверняка такого нет; в-третьих, ты погляди, что оно означает в переводе с греческого. Красноречивая! — воскликнула она. — Для будущей великой писательницы лучше не придумаешь.

Я тоже оценила наш выбор. Теперь красноречивой Евлалии осталось придумать русскую фамилию.

— Может, Иванова? — предложила я.

— Банально и примитивно, — поморщилась Лялька.

— Ну, Петрова, Сидорова… Они просили русскую и попроще.

Фамилию мне придумал Персик — Лялькин шикарный палевый перс. Вспрыгнув на стол, он замяукал дурным голосом.

— Совершенно верно! — воскликнула я. — Ты, Персик, гений. Евлалия у нас будет Котова.

— Евлалия Котова… — задумчиво, словно пробуя словосочетание на зуб, проговорила Лялька. — А ведь звучит.

В «Атлантиде» тоже сказали, что звучит. Ярко, по-русски и душевно. Так состоялось мое второе рождение.

Первая моя книжка прошла совершенно незаметно, и я радовалась, что скрыта под псевдонимом. Писать, однако, я продолжала, ибо в издательстве по моему поводу царило полное спокойствие. Проект мой никто закрывать не собирался, а мне говорили: «Наберитесь терпения, все идет нормально».

Успех я ощутила по выходе шестого романа, когда, случайно зайдя на соседнюю кафедру, увидела свою книгу в руках у лаборантки. Она читала взахлеб.

— Интересно? — словно бы невзначай полюбопытствовала я.

— Очень! — Она отвела от текста осоловелый взор. — Легко читается, и прямо как в жизни. У меня все подруги Евлалию Котову обожают. Вот. — Она продемонстрировала мне мое собственное творение. — Это уже ее шестой. И пять предыдущих у меня тоже есть. Хочешь, Тася, завтра тебе принесу?

— Сама куплю, — с трудом выговорила я.

Меня охватило сложное чувство. Смесь пьянящей эйфории оттого, что меня так упоенно читают, с некоторым злорадством, ибо я живо вообразила ее лицо, когда она узнает, кто на самом деле автор ее любимых романов. Ведь рано или поздно это произойдет.

Вершиной моего торжества стал день, когда мой последний роман выпал на пол из открытой сумочки Эммы Никифоровны.

— Вы это тоже читаете? — не удержалась я от вопроса.

— Когда в метро еду, — ханжески поджав губы, откликнулась моя врагиня. — Надо же быть в курсе современных тенденций.

«Ё-моё, Тася, ты уже современная тенденция!» — воскликнула я про себя.