Так становятся звёздами. Часть 1

— Хочу увидеть восхищение в ваших глазах, когда отрежу уши вашему генералу. Или, может, лучше отрезать ему что-то другое?

Сузив глаза Сезар сделался удивительно похожим на Торна.

— Чтобы ваша нездоровая фантазия не подсказала ему отрезать, сильно сомневаюсь, чтобы меня это восхитило, — фыркнула Гаитэ. — Вот если бы наоборот?

— Вас бы порадовали мои раны?

— Возможно, я сочла бы их справедливой карой за всё, что вы сделали с моей семьёй.

Гаитэ поднялась на ступеньку выше, приближаясь к нему вплотную, принимая не озвученный вызов:

— А может быть, мне плевать на мою семью? Может быть, вы бесите меня сам по себе вашим беспринципным цинизмом и самоуверенной наглостью? Бесите до такой степени, что я не побрезгую радоваться вашим отрезанным ушам?

Сердце колотилось от испуга и какого-то сладкого, незнакомого чувства. Гаитэ наслаждалась вызовом, который бросала. Наслаждалась тем, что рисковала.

Ударит он её? Или — поцелует?

Но прежде, чем Сезар окончательно определился с решением, Гаитэ с проворством птички поднырнула ему его руку и опрометью поднялась по ступенькам, сопровождаемая заразительным, весёлым смехом Сезара.

Глава 9

На душе скреблись кошки с острыми когтями. Поводов для веселья не было. Упрёки Фейраса достигли цели. Против воли, через обиду и застарелую вражду, испытываемую к Тигрице с Гор, Гаитэ чувствовала угрызения совести.

Да, она должна позаботиться о благополучии матери. И вовсе не собирается слагать с себя эту ношу. Но граф Фейрас хотел всего, сразу и слишком быстро. Чтобы добиться желаемого, Гаитэ сначала нужно получить рычаги управления на Фальконэ, пока же её положение столь шатко, что любое неосторожное движение повлечёт за собой не спасение Стеллы, но её, Гаитэ, падение. А возможно даже и гибель.

Единственная надежда, единственный козырь в этой игре против превосходящего по всем фронтам противника, это болезнь Торна и те преимущества, что давал Гаитэ тот самый Дар, за который когда-то семья от неё отреклась.

Нужно доказать свою полезность, необходимость, незаменимость, чтобы Фальконэ согласились хотя бы выслушать её просьбу.

Войдя в комнату, Гаитэ подошла к зеркалу, внимательно вглядываясь в своё отражение. Она была красива, но красота эта была аскетичной, классически тонкой: бледная кожа, густые, тяжелые, тёмно-русые волосы, большеглазое лицо. С таких лиц рисовать святых, а не куртизанок.

Вся жизнь Гаитэ была направлена на подавление чувств, любого проявления чувственности. Её с малых лет готовили в монахини, а не блистать при дворах.

Гаитэ не верила, что способна внушить мужчинам столь горячую страсть, чтобы те согласились выполнять её прихоти. Более того, привыкшая смотреть на вещи прагматично и трезво, она вообще не верила, что кто-либо из женщин смог бы сотворить такое чудо. Мужская страсть и вожделение столь преходящи, что строить на них собственное благополучие так же глупо и безответственно, как возводить фундамент дома на зыбучем песке — рано или поздно пески тебя поглотят, в лучшем случае оставив не с чем.

Все власть имущие мужчины прагматичны и жестоки. Рассчитывать обуздать и подчинить их с помощью любви так же глупо, как сесть на жеребца горячих кровей, вооруживших лишь тоненькой шёлковой уздечкой — тебе сломают шею и выбросят из седла на первом крутом повороте, а может и раньше.

Увы, но люди только тогда считаются с тобой наверняка, когда зависят от тебя. И Гаитэ благодарила Духов и Создателя за то, что они дали ей возможность накинуть аркан на одного из необузданных сыновей Фальконэ.

Причём если верить слухам, на того самого, кого сам император выделял как своего любимца.

Гаитэ всегда ревниво относилась к врачеванию, но на этот раз дело было не просто в облегчение мук страждущих (большой вопрос, вызывали ли в ней сочувствия эти страждущие); от этого зависело её будущее и, возможно, будущее всех земель под её протекторатом.

Заперев дверь, Гаитэ открыла заветный сундук, что по её приказу доставили в императорский дворец ещё накануне вечером.

В монастыре для приготовления микстур и лекарств у неё была своя лаборатория. При первом же удобном случае нужно будет вытребовать у Торна место для сходных целей. Учитывая обстоятельства, Гаитэ надеялась, что сделать это будет не так уж сложно.

Одному из слуг было велено отправляться в покои к Его Светлости и узнать, когда господину Торну будет угодно принять свою будущую невесту.

У Гаитэ промелькнула мысль послать записку с объяснением цели своего визита, но, не имея уверенности, что письмо не прочтут чьи-то любопытные глаза, она решила ограничиться устным изъяснениями, не доверяя ничего лишнего бумаге.

Отложив всё необходимое для первичного осмотра, она беспощадно затянула волосы на затылке в тугой узел и спрятала их под чепец, чтобы не мешались.

Слуга вернулся быстро и с поклоном доложил, что Его Светлость готовы принять Её Милость незамедлительно.

Всучив парню тяжёлый поднос, в целях дополнительной стерилизации и сокрытия от ненужных глаз своего истинного содержания, накрытый корпией, Гаитэ решительно направилась по крытой галерее в другое крыло дворца.