Так становятся звёздами. Часть 1

— Садитесь на козлах, позади кареты, — велела она спасённому проходимцу. — Впрочем, если предпочтёте сбежать, дело ваше.

— Я не нарушу данного слова, Ваша Светлость, — отвесил поклон мужчина.

Толпа, поняв, что представление отменяется, довольно быстро разошлась. Продолжающий лить дождь не способствовал прогулкам.

Гаитэ опустила кожаные занавески и собралась, было, облегчённо откинуться на спинку, как взгляд её наткнулся на закутанную в плащ, с опущенным на лицо с капюшоном, фигуру.

Не успела она испуганно ойкнуть, как затянутая рукой перчатка взметнулась вперёд, но не зажала ей рот, в всего лишь приложила к губам палец.

— Тс-с! Тихо!

Мужчина рывком сорвал с головы капюшон. Блеснули в полумраке тигриные глаза, сейчас показавшиеся Гаитэ совсем тёмными:

— Торн? О! Святые Духи! Как ты меня напугал!

Он гортанно засмеялся. Ровные белые зубы сверкнули между губами, как плотоядный жемчуг.

— Что ты здесь делаешь? — недовольно фыркнула Гаитэ.

Улыбка ещё продолжала играть на губах Торна, в то время как взгляд сделался серьёзен.

— Слежу за тобой, дорогая невестушка.

Гаитэ смотрела на него, чувствуя, как сердце горячими толчками колотится в груди.

— Зачем?

Где-то вдалеке прозвучал колокол. Порыв ветра сотряс карету, захлопав занавесками. Не отдавая отчёта, Гаитэ инстинктивно испуганно схватилась за руку Торна и в тот же миг, словно подхваченный этим залётным вихрем, Торн сорвался с места, пересев на скамью к ней, вцепившись ей в плечи.

— Чтобы ты не наделала глупостей, конечно. И, как думается, не зря. Зачем тебе вдруг потребовался этот жалкий срамник?

— Я пожалела его. По опыту знаю, что людям свойственно наговаривать друг на друга напраслину, а казнь слишком жестока, и…

— К черту его! Мне плевать, жив он или мёртв.

Он обнял её, прижимая к себе. Гаитэ не понимала, что происходит и почему Торн делает то, что делает. Но думать о причинах его действий у неё, по правде говоря, не было желания.

В раскачивающемся, туманном, холодном мире так приятно было оказаться в тёплых, сильных, надёжных руках.

«Ему нельзя верить. Никому нельзя верить», — с горечью напомнила себе Гаитэ.

Взгляд Торна тёмен и глубок.

— В городе наводнение, — промолвил он. — Погибло несколько пьяных нищих и несколько пьяных шлюх, не успевших вовремя подняться на возвышенность. Теперь горожане долдонят о каре божьей, повсюду вспыхивают беспорядки. Вот я и беспокоился о тебе.

О ней никто никогда не беспокоился. Все верили, что Гаитэ сильная. Что она со всем справится сама. А оказывается, это так приятно — когда кто-то просо беспокоится? Истосковавшись по простому человеческому теплу, участью, обществу Гаитэ против воли и разума, инстинктивно прильнула к обнимающему её Торну.

— Но зачем было тайком проникать карету?

— Тайком? От кого? — засмеялся Торн. — От стражников что ли? В этом не было необходимости. Они пропустили меня, как только узнали. Поцелуй меня.

Его требование застало врасплох. Гаитэ ожидала не этого.

— Что?

— Поцелуй меня.

— Но я… я не могу…

— Не можешь? И ты права! О поцелуях не просят. Вся прелесть поцелуя в его внезапности. После просьб и уговоров поцелуй теряет вкус.

Она не сопротивлялась в тот момент, когда, бережно взяв её лицо в свои ладони, словно переполненный до краёв кубок, Торн притянул её к себе и поцеловал.

Этот поцелуй не был похож на те, предыдущие. Он был упоителен, нежен до головокружения. И всё же долго сдерживать природный бешенный темперамент у Торна не вышло. Он с силой сжал податливое тело Гаитэ, покрывая поцелуями её губы, шею, грудь с такой нарастающей алчностью, что становилось трудно дышать. Но стоило Гаитэ испугаться этого неистового огня, как он тут же улёгся. Пусть и с сожалением, пусть с видимым усилием, но всё же Торн отпустил её.

— Не здесь, прошу вас… не так, — спрятала у него на груди пылающее от страсти и смущения лицо Гаитэ.

— Конечно, — легонько щёлкнул он её по носу. — В первый раз я возьму тебя на белых простынях, в свете луны и звёзд, а не посреди утопающих в грязи улиц, в окружении солдатни. Ты ещё новичок в искусстве любви. Обещаю, что буду терпелив и нежен.

— Не нужно ничего обещать, — грустно сказала Гаитэ.

Её ладонь неторопливо скользнула по его руке, под рукавом. Гаитэ про себя удивилась тому, как нежна его кожа на тыльной стороне предплечья, упругая и гладкая.

— Вообще не говори ничего. Нет хуже обманутых ожиданий.

— Я не обману твоих надежд, дорогая. Вовсе не даром у меня слава одного из лучших любовников.

Почувствовав, как Гаитэ вся сжалась от его слов, Торн взглянул на неё пытливо, действительно желая понять, что её задело.

— Я не сомневаюсь в вашем искусстве любви, сударь.

— А в чём сомневаешься?

— В том, что для вас я буду хоть чем-то отличаться от других женщин, побывавших в вашей постели.

— Конечно, будешь, — крепче обнял её Торн. — Все они были либо потаскухами, либо фаворитками. Ты станешь женой.

Гаитэ отвернулась:

— Это ещё не решено, — глухо сказала она.

— Как это понимать? — сверкнул глазами Торн.

— Разве твой отец не отсылает меня вместе с Сезаром в Рейвдэйл? А ведь там может случиться что угодно.

— Отсылает в Рейвдэйл? С Сезаром?