Так убивать нечестно! Рождественский кинжал

Тем временем Эрминтруда учинила охотникам настоящий допрос. Едва не постигшее Уолли несчастье мигом заставило ее позабыть все прегрешения шкодливого супруга. Она долго ахала и охала, но закончила тем, что обвинила уже готового лезть на стенку Уолли, что он сам виноват. Нечего, дескать, было шастать где не надо. Изобиженный Уолли в ответ принялся язвить, а Эрминтруда, которая, как и многие другие не слишком образованные люди, не выносила сарказма по своему адресу, тут же намекнула, что знает о письме Перси Бейкера. Уолли встревожился и заметно увял, да и остальным стало явно не по себе. Даже Хью, не слишком замечавшему, что творится вокруг, казалось, что он сидит на краю огнедышащего вулкана.

Обед проходил в натянутой обстановке. Уолли больше молчал, Стил почти беспрерывно беседовал с Эрминтрудой, а князь расточал свое обаяние налево и направо – то ли чтобы вывести из себя соперника, то ли желая обратить на себя внимание Эрминтруды.

Внезапно Хью осознал – ни один из них не замечает, что кузен Мэри отодвинут на второй план. Ни Стил, ни князь не обращали на него ни малейшего внимания – возможно, считали это ниже своего достоинства, а возможно, Уолли для них вовсе не существовал. Хью славился своим чувством юмора, однако ситуация, несмотря на очевидные признаки фарса, его отнюдь не смешила. Он сразу ощутил себя не в своей тарелке. Когда обед подошел к концу, Мэри почувствовала невольное облегчение. Ведь ее происходящее волновало куда больше, чем Хью. Она поговорила с Уолли, который жался к ней, как нашкодивший щенок, – полная противоположность напористому и развязному Стилу или обольстительному князю. Эрминтруда, этакая мурлыкающая киска, уже в открытую совершенно напропалую кокетничала с обоими ухажерами. Мэри вдруг показалось, что сама она видит их насквозь – животную похотливость Стила и холодную расчетливость князя. «Неужели у Эрминтруды на глазах шоры?» – подумала она. Со вздохом отведя глаза в сторону, девушка встретила понимающий взгляд доктора. В ту минуту он промолчал, но позже, когда обед закончился, предложил Мэри пройтись до машины, а по пути посоветовал:

– Не переживайте из-за такой ерунды, Мэри.

Мэри испуганно вздрогнула и не нашла ничего лучшего чем ответить:

– Я не понимаю, о чем вы говорите!

– Уверен, что понимаете. Не стоит презирать Эрминтруду. Умные люди – а вы, моя милая, безусловно, из их числа – должны относиться к таким женщинам снисходительно.

Мэри сдержанно рассмеялась:

– Я не думала, что по моему лицу так легко догадаться о моих мыслях.

Доктор улыбнулся, но ничего не сказал. Мэри поспешно добавила:

– Вообще-то я вовсе не осуждаю тетю Эрми – я ведь очень к ней привязана. Как и вы, наверное.

Доктор, казалось, изумился, но ответил сразу:

– Да, я и впрямь питаю к ней самые теплые чувства. В свое время она меня здорово выручила.

– Вот как? Я и не знала, – проговорила Мэри, осознав, что ступает по тонкому льду.

Они уже подошли к машине. Мэри вновь уселась рядом с Эрминтрудой, и они медленно покатили в Пейлингс. Эрминтруда принялась на все лады честить погоду и уже больше не напоминала мурлыкающую кошечку.

При виде Вики, безмятежно раскачивавшейся в гамаке в тени огромного вяза на южной лужайке, Мэри удивилась: она не ожидала, что девочка вернется до их приезда. Эрминтруда решила передохнуть перед чаем и отправилась к себе в спальню – поэтому с дочерью разминулась, – а Мэри заметила Вики из окна гостиной и решила узнать, почему пикник завершился так скоро.

Вики, должно быть, решившая, что на улице жара, на сей раз предпочла прочей одежде купальник. Заметив Мэри, она скрестила на груди руки и заговорила измученным голосом:

– Представляешь, он, оказывается, собрался почитать мне свои стихи. А там ведь наверняка муравьи кишмя кишат или, может, чертополохом все заросло – так по крайней мере всегда случается, когда я собираюсь поваляться на травке. Да и вообще меня уже мутит от всех россказней про целительную силу земли-матушки. Да и настроение у меня было не первобытное… Словом, я сказала, что хочу вернуться домой.

Мэри покачала головой:

– Надо же. Бедный Алан! Он обиделся?

– Конечно, но это ему пойдет только на пользу, – с серьезным видом заявила Вики. – Ведь все великие поэты очень страдали из-за несчастной любви, верно? А вообще оказалось, что я поступила очень правильно, потому что ты угадала насчет этого типа.

– Какого типа?

– Ну Перси! Который написал Уолли это дурацкое письмо.

– Лично я ничего дурацкого в нем не нахожу. Лучше объясни, что ты имеешь в виду? Что именно я угадала?

– Насчет того, что он к нам нагрянет. Он и впрямь сюда приходил.

– Вики! Когда?

– Да часа полтора назад! Оказывается, живет он вовсе не во Фриттоне, а в Бернстайде, так что весть о существовании бедняжки Эрминтруды явилась для него тяжким ударом.

– Ты хочешь сказать – он не знал о том, что дядюшка Уолли женат?