Так затихает Везувий. Повесть о Кондратии Рылееве

Ну, виноват. Был грех. Но зачем же казнить всю жизнь? Как эта кроткая, безответная Наташа умела ревновать и ненавидеть свою соперницу! Да и какая же она соперница? Женщина на двенадцать лет старше его, никогда не владевшая ни его мыслями, ни его душой. Это была «связь», как называют такие отношения в судейских бумагах. «Находился в связи» еще до женитьбы. Муж Екатерины Ивановны Малютиной, сосед по имению Рылеевых, приходился дальним родственником Анастасии Матвеевны. Он очень сердечно отнесся к ней после смерти Федора Андреевича, одолжил довольно крупную сумму, чтобы она могла выкупить часть вещей и свой собственный портрет, описанные по решению суда. Вернувшись из заграничного похода, он был встречен Екатериной Ивановной с таким радушием и сердечностью, на какое может быть способна лишь женщина, только что перевалившая за тридцать лет, изнывающая от скуки в деревенской тиши. Его ждали. Она рассказывала, как долгими вечерами слушала воспоминанья о его младенческих годах, как обливалась слезами, представляя безудержную строгость отца, как вместе с тетушкой читала и перечитывала его письма. Он доверчиво внимал этому сантиментальному лепету, хотя трудно было представить, что эта жизнерадостная, деятельная женщина была способна обливаться слезами и проводить вечера, перечитывая чужие письма. Его ждали. Впервые в жизни ждали. В девятнадцатом веке прекрасные Иосифы перевелись, но жены Пентефрия здравствуют во все времена.

Эта крупная, румяная, пышущая здоровьем женщина была совсем не того типа, который ему нравился. Не было в ней ничего романтического, неземного, воздушного и мечтательного. Это всегда заставляло его чувствовать себя мужчиной, рыцарем, способным защитить, спасти, осчастливить. Екатерина Ивановна не давала простора его воображению. Она пошла в атаку, и он не устоял и сдался. Мимолетный этот роман не затронул его души, и в Острогожске воспоминания исчезли бесследно.

Казалось, все было позади. Было и быльем поросло. Но Малютин, умирая, назначил его опекуном своих детей, и волей-неволей ему приходилось постоянно встречаться с Екатериной Ивановной. Она не хотела считаться с тем, что он женат и любит свою молодую жену, старалась вести себя, как прежде. Он уклонялся, но по мягкости характера не мог оборвать эту связь. Ко всему этому примешивался еще долг матери, который не было возможности уплатить, и, самое страшное, Наташа до отчаяния ревновала его к женщине, которую он совсем не любил. Екатерина Ивановна, заметив это, делала все, чтобы укрепить ее в подозрениях, обращаясь с ее мужем как с давним и верным поклонником. Все это делало домашнюю жизнь нестерпимой. Если к этому прибавить, что в доме постоянно толклись его друзья, то можно представить, какой одинокой и заброшенной чувствовала себя Наташа среди постоянной сутолоки… Он понимал это, страдал за нее и не мог ничего изменить.

За окном светало. Послышалась барабанная дробь. Шли солдаты на ученье. Во дворе пропел петух. Его звонкий голос заглушил жиденький звон колоколов из ближней церквушки. Звонили к ранней обедне. Выходит, что он и не спал почти всю ночь? А Наташа спит спокойно. Вот что значит чистая совесть! Она страдает, но ей не в чем себя упрекнуть.

— Коли не спится — пора за дело.

Он встал, сунул ноги в шлепанцы, накинул халат, прошел в кабинет.

Из окна была видна Мойка. Серая, мутная, почти недвижная вода. Почему-то эта просторная восьмикомнатная казенная квартира, полученная от Российско-американской компании, нравилась меньше, чем василеостровская халупа с добродушной, крикливой хозяйкой за стеной. Потому что казенная? Казенный дом. Вспомнились вдруг предсказания прославленной Ленорман в Париже. Что-то она бормотала тихим, таинственным голосом, а он, глупец, не слушал. Смотрел на птицу с маленькими ушками и злыми глазами. А она что-то бормотала про казенный дом и тяжкие испытания… Арестанты, когда служил в уголовной палате, называли тюрьму казенным домом… Эк, куда забрели мысли! Но тем лучше. Прочь ночные видения! Он любит и всегда любил только Наташу. Она не хочет его ни направлять, ни подчинять. Для нее он опора, воплощение мужественности и силы. Это заблуждение, рутинное мышление изнеженного девятнадцатого века, что женщина лепит из мужчины все, что ей захочется. Откуда бы взялись Дантоны и Робеспьеры? Не Жозефина ли Богарне создала Наполеона? Какая чепуха!

За дело!

Из нижнего потайного ящика письменного стола он вынул тщательно заклеенный пакет, где лежала прокламация, составленная Сергеем Муравьевым-Апостолом, присланная от Южного общества Никите Муравьеву… Название должно было расположить к доверию солдат и нижних чинов, воспитанных в страхе божьем.

Выдержки из православного катехизиса: