Такая долгая жизнь

Снова, как и несколько дней назад, к горлу подступило это проклятое удушье, Михаил подошел к окну, открыл форточку, вдохнул свежего воздуха. Резко повернулся:

— Неужели ты не можешь простить Митрофанову того, что он тогда на парткоме выступал в защиту Романова, против тебя?!

Ананьин при этих словах тоже встал. Пятна, похожие на сыпь, которые всегда выдавали его волнение, явственно проступили на щеках.

— Ты не думай, что ты святой! — тихо, но с нажимом сказал Ананьин. — Абсолютно непогрешим? Ты просто слепец и не видишь, что стоишь на краю пропасти!

— Интересно, на краю какой же это пропасти?

— Скажи, зачем тебе понадобилось принимать немцев у себя?

— Ты же знаешь, что меня не было дома… Я ничего об этом не знал.

— И все-таки факт остается фактом!

— Подожди-подожди, — заволновался Путивцев. — Но они приехали по контракту. Мне позвонил Шатлыгин…

— Кстати, о Шатлыгине. Его освободили не только за то, что он занимался назначенчеством. С ним сейчас разбираются…

— Неправда! Шатлыгин не занимался назначенчеством!

— Но тебя-то он назначил! Спишевский, который вместе с тобой был на «Буревестнике», погиб, а Шатлыгин назначил тебя…

— Уходи! — глухо проговорил Михаил. — Уходи!..

— Хорошо, я уйду, но мы еще вернемся к этому разговору.

Оставшись один, Михаил настежь распахнул окно. «Какой подлец! Он копает и под Шатлыгина! Но нет! Шатлыгина ему не достать. Его знает сам Сталин. А Митрофанов, а Хоменко?! Надо что-то срочно делать. Поехать в Москву. А что там скажешь? Какие доказательства? Разговор с глазу на глаз, в кабинете… Надо ехать в крайком. Завтра же… Нет, завтра у меня актив. Послезавтра».

Но поздно вечером домой позвонил помощник первого секретаря крайкома:

— Михаил Афанасьевич, вас приглашают на бюро крайкома к десяти утра.

— Но у меня завтра городской актив.

— Актив пусть проведет второй секретарь.

На другой день в крайкоме, в «предбаннике», как в шутку называли между собой периферийные партийные работники большую квадратную комнату ожидания, Путивцев просидел до пяти вечера. Наконец открылась дверь, и помощник первого секретаря пригласил:

— Михаил Афанасьевич, заходите!

Члены бюро крайкома сидели за длинным столом, покрытым красным сукном. Перпендикулярно к этому столу стояло три ряда небольших столиков, каждый на четыре места.

Первый секретарь крайкома Борис Николаевич Забелин, увидев Путивцева, сделал жест рукой:

— Сюда! Сюда! Поближе к нам!

И в этом «поближе к нам» Михаилу почудился некий намек. Он сел за один из передних столиков.

— Как там металлурги, поднажали? — спросил секретарь крайкома.

— Поднажали, Борис Николаевич.

— Так-так, это хорошо… — Забелин рассеянно постучал пальцами по столу. Надо было приступать к главному. — А что там у вас произошло на металлургическом?

И снова это проклятое удушье. Красный стол и лица членов бюро поплыли перед глазами Михаила.

— Вам плохо? Выпейте воды!

Незнакомый мужчина, лет сорока, бритый, похожий на Косовского, с орденом Ленина на гимнастерке, протянул Путивцеву стакан. Он сидел по правую руку от секретаря, там, где раньше было место Шатлыгина.

Михаил сделал несколько глотков.

— Бюро крайкома хочет знать, какие меры предпринял горком против троцкистской вылазки на металлургическом заводе? — спросил Забелин.

— Никакой троцкистской вылазки, Борис Николаевич, не было, — твердо заявил Путивцев. Секундная физическая слабость прошла, голова снова стала ясной.

— Как это — не было? Мы располагаем документами, фактами, — сказал начальник краевого управления НКВД.

Этого человека Путивцев знал мало. Встречались на пленумах, активах, здоровались.

— Расскажите, как было дело, — попросил тот, что был с орденом Ленина на гимнастерке.

Михаил, стараясь говорить коротко — знал, что на бюро ценится каждая минута, — рассказал о случившемся и повторил:

— Никакой вылазки не было. А если кому-то надо все это представить как вылазку…

— Простите, кому же? — недовольно перебил первый секретарь.

Сказать: таким подлецам, как Ананьин… Рассказать про Романова… Про последний свой разговор с Ананьиным с глазу на глаз? Абсурд! Слишком долго надо рассказывать, и все будет похоже на сведение личных счетов. Михаил промолчал. Воцарилась мучительная пауза.

— Ну хорошо, — уже спокойнее проговорил Забелин. — Вот вы сказали, что вместе работали с Митрофановым и Хоменко, хорошо их знаете и можете за них поручиться. А можете ли вы поручиться за Устинова?

Что сказать? От его ответа сейчас зависела судьба Устинова. Не только по словам Хоменко и Митрофанова, но и при встрече — к сожалению, она была единственной — Устинов произвел на него впечатление честного парня.

— Могу поручиться и за Устинова.

— Странно все-таки получается, — сказал первый секретарь. — Хоменко и Митрофанова вы знаете и ручаетесь за них, а Устинова не знаете и тоже ручаетесь?..

Забелин снова побарабанил пальцами по столу.

— У членов бюро будут еще вопросы? — спросил он.

— Думаю, что это дело надо поручить парткомиссии. Пусть пошлют своих представителей на завод, поговорят с людьми.

— Будут ли другие предложения?..

Чувствовалось, что все уже устали.