Такая долгая жизнь

— Это, я вам скажу, такая слякоть… В кулуарах на конференции он, не стесняясь, высмеивал предложения своей же собственной делегации, явно держа сторону Германии, Италии и Японии. А ведь поговаривают, что госдепартамент намерен в ближайшее время направить его послом в Берлин. Это было бы крайне нежелательно. Я написал об этом Трояновскому[26], но не могли бы вы, со своей стороны, написать о том же своему английскому другу в Вашингтоне?.. Одно дело, когда информация поступает от советского дипломата, а другое — от представителя крупнейшего телеграфного агентства Англии.

— Конечно, я обязательно напишу ему об этом, — пообещал Топольков.

— Если у вас в Англии будут спрашивать о Брюссельской конференции и о нашем отношении к войне Японии с Китаем, то скажите, что мы осуждаем агрессора. Англия хотела бы, чтобы мы ввязли в эту войну… Но мы, конечно, на это не пойдем. От Японии нам ничего не нужно. Не думаю, чтобы и японцы всерьез сунулись к нам. К сожалению, в Англии у власти мало трезво мыслящих политиков. В Брюсселе я о многом говорил с Иденом[27]. Это трезвый политик. Но он слишком мягкотел. Вот если бы его спаровать с Черчиллем!..

— С Черчиллем?

— Знаю, о чем вы подумали, ведь Черчилль — враг коммунизма! Это так. Это всем известно. И он этого не скрывает. Черчилль — умный сторожевой пес Британской империи, и у него отличное политическое чутье. Он хорошо понимает, что в данный момент Британской империи, ее интересам угрожают две державы — Япония на Дальнем Востоке и Германия в Европе. Для устранения этих держав с политической арены он бы пошел на любой эффективный союз.

— Даже с нами? — усомнился Топольков.

— Даже с нами, — заверил нарком. — Во время последней нашей встречи я спросил у него, не отступает ли он от своих принципов и помнит ли он, как величал нас, большевиков, в восемнадцатом году? «У меня хорошая память, — ответил он. — Я величал вас свирепыми обезьянами-бабуинами. Но на сегодняшний день у меня одна цель — устранение Гитлера. И это сильно упрощает мою жизнь. Если бы Гитлер вторгся в ад, я в палате общин, по меньшей мере, благожелательно отозвался бы о сатане…» Ничего не скажешь, откровенен!

— Если бы слышал это не от вас, никогда бы не поверил, Максим Максимович.

— Вам будет полезно познакомиться в Англии с тамошними политическими деятелями. Многие из них не так однозначны, как нам иногда кажется отсюда, из Москвы.

— Англия дала согласие обменяться дипломатическими представителями с Франко. Это верно? — спросил Топольков.

— К сожалению, верно. В Лондоне наивно полагают, что Франко в случае победы в Испании прогонит оттуда итальянцев. А если они не уйдут оттуда, то англичане помогут им в этом. Надежды, скажем прямо, иллюзорные.

— Перед отъездом в немецкой прессе я прочел сообщение, что лорд Галифакс принял приглашение журнала «Фельд унд вальд» и 16 ноября отправляется в Берлин на охотничью выставку.

— Галифакс уже выехал. Кстати, узнайте, что думают английские журналисты об этой поездке. И еще одно. Пишите мне лично. Ну, скажем, раз в месяц. Я получаю достаточно информации из Лондона от наших сотрудников. Но вы, так сказать, свежий глаз. Договорились? — Литвинов встал. — Я приготовил письмо Майскому. Передадите лично ему. Из рук в руки. — Нарком достал из сейфа пакет и вручил его Тополькову.

* * *

Английский язык Тополькова оставлял желать лучшего. В Берлине ему крайне редко приходилось пользоваться английским. Даже со Стронгом чаще всего они говорили на немецком. Стронг все же несколько привык к варварскому произношению Тополькова, когда тот пытался объясняться на английском, и понимал его. В Англии Тополькова отказывались понимать. Англичане также не стремились к тому, чтобы Топольков понимал их. Если в Германии в первое время немцы, стараясь прийти ему на помощь, говорили медленно, чтобы он понял их, то англичане совсем не заботились об этом. Они были предупредительны к нему как к иностранцу, и когда однажды он заблудился, чуть ли не за руку привели его к зданию советского посольства, но коверкать свой язык, упрощать его, чтобы иностранец понял их, — этого от них нельзя было ожидать.

Чтобы быстрее преодолеть языковой барьер, Топольков обедал не в посольской столовой, а в ресторанах и кафе. Часто он сиживал в «пабах»[28] за кружкой пива, где собеседники никуда не торопились и были терпеливее.

В Гайд-парк Топольков специально приходил, чтобы слушать ораторов, которые собирались здесь не только со всего Лондона, но и приезжали из других городов. Юрий Васильевич даже думать старался по-английски и каждый предстоящий разговор с англичанином проигрывал в уме в нескольких вариантах.

Его упорство и труд были вознаграждены: примерно через месяц англичане приняли его.