Такая долгая жизнь

После этой речи Хавель, тогда еще ассистент Фишера, оставил историю и стал заниматься антропологией. Через год его старания были вознаграждены: он сам стал профессором. Больше того, именно ему фюрер поручил эту почетную работу. Эти мысли несколько успокоили Хавеля. Вызов в столь неурочное время — в сочельник — не должен был означать что-то дурное. В народе было широко известно, что у Гитлера нет праздников. То, что фюрер пригласил его в сочельник, скорее всего добрый знак.

Готовясь к высокому визиту, Хавель старался исключить всякую мелочь, которая могла бы дурно повлиять на фюрера. Имел значение даже наряд, в котором следовало являться в Бергхоф. Штатское платье подходило для этого меньше всего. Год назад Хавелю было присвоено звание штандартенфюрера СА — штурмовых отрядов. Но после убийства вождя штурмовиков Рема сам Гитлер редко надевал коричневую форму. Штурмовые отряды ушли с главной арены, стали вспомогательными, уступив свое первенство СС и его вождю Генриху Гиммлеру. Совсем недавно Гиммлер пожаловал профессора Хавеля чином штурмбанфюрера. Это значительно ниже штандартенфюрера. Но штурмбанфюрер СС в настоящее время престижнее штандартенфюрера СА.

Черная униформа шла профессору. Хавель был белобрыс, высокого роста, одним словом, он как бы сам, своей персоной, олицетворял типичного представителя нордической расы.

И все же, когда распахнулась дубовая дверь и на пороге появился гауптштурмфюрер Линге и бесстрастным голосом произнес: «Господин профессор, фюрер ждет вас», внутренняя дрожь снова охватила Хавеля.

* * *

Гитлер сидел в кресле у камина, чуть наклонив голову. Казалось, он не слышал, как вошел Хавель. Профессор четко, по-военному щелкнул каблуками и отработанным жестом выбросил вверх руку. Гитлер продолжал завороженно смотреть на огонь. Короткий чуб свесился на его низкий лоб. Свет и тени колыхались на лице. Оно казалось грубо вырубленным, волевым. Но уже в следующее мгновение недозволенная, крамольная мысль мелькнула в голове Хавеля: «В его позе есть что-то мелодраматическое…» Тут же усилием воли Хавель оборвал эту непрошено явившуюся мысль, погасил ее. Наконец фюрер вялым движением поднял руку в нацистском приветствии и, продолжая неотрывно смотреть на огонь, сказал тихо:

— Садитесь, Хавель.

Напряжение все еще не отпускало профессора, но в кресле напротив Гитлера он почувствовал себя несколько увереннее. Фюрер продолжал молчать, и Хавель снова ощутил прилив отвратительной дрожи.

— Вы никогда не задумывались, Хавель, об очистительной силе огня? — спросил наконец Гитлер и уставился бесстрастным взглядом в лицо профессора.

— Мой фюрер! Я полагаю, что огонь предшествует рождению всего сущего.

— Это очень верно, Хавель, — оживился Гитлер. — А некоторые полагают, что огонь только уничтожает.

— Так могут думать только отжившие свое моралисты… — И снова по блеску в глазах фюрера Хавель понял, что и на этот раз попал в точку.

Гитлер, продолжая разглядывать Хавеля, сказал:

— Я внимательно прочитал вашу работу. Вы потрудились добросовестно…

— Моя работа, мой фюрер, не имела бы никакого смысла, если бы в ее основу не были положены ваши мысли.

— Какие именно? — поинтересовался Гитлер.

— «Если мы сегодня говорим о новых землях и территориях в Европе, то прежде всего мы обращаем свой взор на восток, к России и соседним с ней странам… Это громадное государство на востоке созрело для гибели. Мы избраны судьбой стать свидетелями катастрофы, которая явится подтверждением расовой теории…»

— У вас хорошая память, Хавель. Но это я написал еще в двадцать четвертом году в ландсбергской тюрьме. Сегодня я бы сказал, что мы явимся не свидетелями катастрофы, а ее творцами. Посмотрите сюда!

Гитлер встал и подошел к большому глобусу в углу гостиной. Хавель поспешно вскочил и тоже приблизился к глобусу.

— Вопрос о жизненном пространстве для немецкой нации навсегда будет решен, если граница третьего рейха пройдет по линии Обь — Иртыш — Тобол, выйдет к Аральскому морю, через Грузию, Черное море и далее вот так. — Гитлер сделал неопределенное движение пальцем, прочертив ряд европейских стран, и остановился на берегу Бискайского залива.

— Захватывающая перспектива, мой фюрер, — почтительно заметил профессор.

— Это не перспектива, Хавель. Это задачи этого года… — Гитлер снова внимательно посмотрел на профессора, стараясь на его лице прочесть, какое впечатление произвели его слова на Хавеля.

— Восхитительно, мой фюрер! — неподдельно изумился тот.

Гитлер удовлетворенно улыбнулся:

— Я тоже так думаю, Хавель. А когда это произойдет, ваша работа перестанет быть просто бумагой, она станет жизнью!.. Вы хотите этого, Хавель?

— Яволь, мой фюрер.

— Недавно один высший немецкий офицер сказал мне, что «война с Россией — это такая война, которую знаешь, как начать, но не знаешь, где кончить. Не будем же мы идти до Владивостока?».

— Это маловер, мой фюрер. — Хавель старался говорить твердо, но Гитлер почувствовал неискренность.

— Вы тоже так думаете, Хавель, как этот офицер… Не возражайте мне, не надо.