Такая глупая любовь

Претензии жителей сводились в основном к тому, что машины со строительными материалами и краны разбивают местную дорогу, что жгут лес – и нечего тут врать про жучка, про то, как обещали новые школы и поликлиники, но на деле не построят ничего.

– А вдруг построят? – отвечала Маша, резонно полагая, что, раз речь идет о будущем, возможно все.

– Видели мы, как в соседней деревне обещали бассейн и озеро, а сами многоэтажек настроили, теперь от деревни вообще рожки да ножки остались.

– Вы когда-нибудь были на аэропорте? – спросил какой-то мужчина в шортах и очень растянутой майке. Дачник. Только дачники одевались так, словно им сам бог велел поражать всех своим непринужденным видом. Они же на отдыхе.

– В аэропорте? – удивилась Маша.

– Не в аэропорте, а на метро «Аэропорт», – уточнил мужчина с досадой. – Моя бабушка там жила, когда это была еще деревня. Тоже все уничтожили, и даже бульвар. Раньше там был такой хороший бульвар вдоль шоссе, теперь же одна скоростная магистраль.

– Ну, тут до этого не дойдет, – неуверенно пробормотала Маша. – И потом, разве плохо жить на метро «Аэропорт»?

– Мы не доживем до этих времен! – тут же завопили люди. В целом оказалось, что все не то чтобы совсем уж против изменений, просто каждый из присутствующих видит эти изменения по-своему. Маша делала пометки в блокноте, она воспользовалась пожертвованной ею одним из местных жителей картой и зарисовывала, помечала какие-то важные, по мнению жителей, точки. Все это, Маша не сомневалась, было не больше чем хитрым трюком Гончарова, чтобы увести внимание со своей персоны на нее. Еще бы, одно дело – ненавидеть высокого широкоплечего мужчину с суровым взглядом и сильным голосом, и совершенно другое – дрожащую девочку в кедах, хромающую к тому же. Кончилось тем, что ей предложили чаю из чьего-то термоса и пообещали писать все предложения на электронную почту. Кто-то посоветовал бежать подальше от этих «людоедов» – застройщиков. Проблема в том, что бежать Маше было некуда и не на чем. Нога буквально отваливалась от нагрузки.

Гончаров встретил Машу насмешливой улыбкой. Он сидел на открытой террасе и просматривал какие-то документы. Расслабленный, с чашечкой кофе в руке, он вызвал приступ неконтролируемого возмущения.

– А вы быстро от них отбились! – бросил он, глядя, как Маша ковыляет по дорожке. – Устали?

– Ну что вы! – воскликнула Маша из чистой вредности, потому что, по правде, она буквально с ног валилась. Но не показывать же этого, да еще этому заносчивому снобу. Маша выпрямилась и сделала все, чтобы скрыть хромоту. – Бодра, весела, готова к подвигам.

– Удалось добиться чего-то полезного? – спросил он, оглядывая с интересом ворох бумаг в Машиных руках.

– Вы спрашиваете так, будто мнение этих людей действительно что-то значит, – не сдержалась она.

– А вы думаете, что нет, – уточнил он.

– Конечно нет. Вы меня послали просто заговорить им зубы этим парком. Разве нет?

– И да и нет, если честно. Зубы им заговорить, конечно, надо было. Но это не значит, что я не хочу сделать парк. Пойдемте, Маша, я вам кое-что покажу.

– Мария Андреевна, – буркнула она, и Гончаров аж остолбенел от удивления. Маша тут же перепугалась. Вот так бывает, она сначала ляпнет, а уже потом думает.

– Мария Андреевна, – кивнул Николай после долгих раздумий. – Давайте-ка я вам кое-что покажу. Идемте.

И, к крайнему Машиному недовольству, они снова пошли куда-то на край поля. Николай Гончаров шел быстро, несмотря на хромоту, делал большие шаги и даже не думал оглядываться, проверять, как поспевает за ним строптивая сотрудница. Маша поспевала плохо, ей приходилось практически бежать, и когда они оба достигли опушки леса, Маша практически врезалась во внезапно остановившегося Гончарова. Она тяжело дышала – скрыть такое у нее бы никак не получалось, но Николай, кажется, решил ничего не замечать.

– Смотрите, вот тут у нас проходит граница здорового леса. Ну как здорового… Относительно, конечно. Тут лес более смешанный, так что елей меньше. Жучок в основном поразил именно ели. На Рублевке, там, где больше сосен, ущерб меньше. Но ели буквально выкосило. Смотрите, отсюда это видно лучше всего… – И Гончаров махнул рукой в сторону леса, через который Маша сегодня как раз ходила.

– Что видно? – спросила она, но уже и сама поняла. Лес с другого конца поля стоял полукругом, и земля там, видимо, была выше, так что можно было рассмотреть довольно-таки большой лесной массив. Издалека было отлично видно, что практически все ели в этой части леса погибли, они стояли там – сухие палки, добавляя в некогда однородный зеленый массив неприятные темно-коричневые пятна.

– Леса пострадали катастрофически, а виновных нет, – произнес Николай, и Маша почувствовала в его голосе ледяную ярость и бессилие. – Лесничества упразднили, леса передали в ведение бог весть кого, в основном с целью перепродажи. Когда началась болезнь, до этого никому не было дела. Когда стало слишком поздно, чтобы что-то вылечить, встал вопрос, кто будет это все вырубать. Это же огромные деньги. Зараженные деревья нельзя даже использовать в производстве.