– Какой из телевизоров ты забираешь? За новый платила я. По справедливости я должна оставить его себе, так?
– Не нужен мне никакой телевизор. Тошнит от него. Лучше буду читать.
– Нет, нужен. Вдруг общенациональная катастрофа? Президента грохнут, а? А вдруг – ядерная война?
– Ты мне позвонишь. Оставь себе оба ящика.
Я ощутила легкое чувство вины. Очевидно, потому, что хотела оставить себе оба. Потому что пыталась навязать ему старый, которому уже недолго осталось жить. Может, запереть его в чулан, но, по крайней мере, у него будет телевизор. Я продолжала настаивать, и он согласился.
И он, и я старались избегать ругани. Конечно, так было всегда, но сегодня – в особенности.
– Ой! – вдруг вскрикнула я.
– Что? Что? – Майкл ринулся ко мне из своего угла.
– Сломала еще один ноготь. Уверена, ты и не догадываешься, что значит – настоящая боль!
– Интересно, что бы ты почувствовала, если бы тебе врезали пониже пояса? – он вернулся к своим коробкам. – А как насчет года на войне?
– Я серьезно. Очень больно.
– Хочешь, поцелую – и все пройдет? – с раздражением спросил он.
– Не стоит. Переживу.
Майкл просмотрел оставленные мной пластинки и, ни слова не говоря, сунул альбом Эллингтона в свою коробку.
– Мне они не нужны. По крайней мере, те, на которых запечатлена ты.
Я решила не обижаться: «Отдам матери!»
– Отложим их пока на время.
– Устал, – вдруг заявил Майкл. – Давай закончим дележ завтра утром.
– А сейчас ты поедешь к себе?
– Нет.
– Но ведь ты уже не живешь здесь...
– Знаю, – ответил он. – Пойду-ка посплю.
Утром я подбросила на машине Майкла и его вещи на новое место жительства. Вернувшись, я нашла оставленный им на кровати ключ от дома. И тут до меня дошло. Все это была не игра. Наша совместная жизнь действительно закончилась.
18
Прошел месяц.
Мы с Холли увлеченно обсуждали дизайн новой мужской пижамы. В этот момент в кабинет вплыла Трейси, девушка, временно заменявшая, наконец разрешившуюся почти пятикилограммовым младенцем Изабель. Счастливая мамаша отнюдь не горела желанием побыстрее приступить к работе.
Трейси вошла и начала тараторить, не обращая внимание на наши творческие потуги. Ей было всего девятнадцать, и она понятия не имела о хороших манерах.
– Вот тут кое-что для вас, – сообщила она. – По моему, ничего особенного. Вообще у вас тут – скука. Вот в больнице, где я работала раньше, там было гораздо интереснее.
– Да, люди здесь умирают не так часто, – согласилась Холли.
– Только информация на доске объявлений... – добавила я.
Наши попытки пошутить не произвели на Трейси ни малейшего впечатления.
– Какой-то парень звонил Холли, но не назвался, – доложила она, просматривая свои заметки.
– А, хорошо, – откликнулась Холли.
Я решила, что это был Гленн, парень, с которым она крутила любовь последнее время. Моя подруга решила, что практичнее закадрить женатика, а не крутить любовь на службе.
– Еще, в два тридцать в конференц-зале совещание по молочному коктейлю, – продолжала Трейси.
Мы с Холли одновременно взглянули на часы.
– Боже! – возмутилась Холли. – Но сейчас уже четверть четвертого!
– Извините, – девушка пожала плечами. – Мне следовало бы сказать вам об этом раньше, да?
– Пожалуй, нам все-таки лучше пойти, – предложила я. Протянув руку, я хотела отобрать у нее записи. – Что-нибудь еще?
Она продолжала читать.
– Еще, звонил какой-то парень. Назвался вашим мужем. – Трейси уставилась на мой безымянный палец, на котором уже больше не красовалось обручальное кольцо. – Он нашел адвоката. Все дело займет чуть больше трех недель. И будет стоить вам триста долларов. – Трейси передала мне листок. – Что, возбуждаете против кого-то дело, а?
– Друг против друга, – ответила я, вприпрыжку несясь на совещание.
В действительности, мне даже не было нужды тащиться в суд. Майкл настоял на том, что он будет выступать истцом, а я – «ни-на-что-не годной-лживой-ответчицей». Несмотря на то, что в штате только недавно был принят закон, позволявший при разводе не указывать мотивов, до его вступления в силу оставался еще год. Так что нам пришлось действовать по старинке.
Единственный вопрос, пока стоявший передо мной, можно было сформулировать следующим образом: следует ли мне менять фамилию, которую я носила десять лет, на ту, что носила семь лет, когда мама поменяла ту, которую я носила в течение пятнадцати лет, когда она вышла за отчима, который носил фамилию честного человека?
Как ни странно, решение этой весьма запутанной проблемы ускорила моя мама.
Я получила от нее открытку, в которой адресат был обозначен как
– Мама, ведь я только что развелась. Зачем ты написала «миссис...»?
– Так принято, – ответила она не задумываясь. – Сейчас я – миссис Пол Баскин. А вот если бы развелась, то была бы уже миссис Джоана Баскин.
– А почему же ты не написала просто
– Плохого в этом ничего, конечно, нет. Но просто так – принято!
– Кому, какое дело до того, что «принято». Я чувствую себя как обгаженная!