Такая-сякая

Рос он быстро, и все с нетерпением ждали, когда же начнет проявляться сеттер, выискивали почему-то породистые пятна, потом стали по компьютеру сличать с другими породами собак. Уши, хоть и были отвисшими, но на длину сеттериных не тянули. Прохожие со знанием дела говорили своим детям: «Это щенок овчарки, подрастет – у него ушки встанут». Но ушки не встали, а вот хвост всегда стоял, словно перо в прическе великосветской дамы пушкинских времен. Как могли у собаки появиться щенки разных пород, наверное, знают специалисты. Их же щенок оказался «дворянской» породы.

Свой свободолюбивый недружелюбный нрав Дик стал проявлять, как только подрос. Чужих людей он не признавал. Да и собакам мало симпатизировал, не желая общаться на равных. Выгуливать его было в тягость, по крайней мере, Ей. Дик так тянул поводок, что справиться с этим, несмотря на строгий ошейник, могли только мужчины. Ее сыновья зимой использовали эту тягу, привязывая к поводку санки.

Поначалу безумная любовь к хозяевам перекрывала все издержки натуры беспородного «лидера помета». Когда Она с детьми приехала с моря, радости Дика не было предела. Он полчаса прыгал на нее, кружил в восторге вокруг ее ног и своей оси. Все купались во всеобщей любви. Новый брак складывался удачно. Но потом…

Потом начались перестроечные трудности. Он сделал ящик для муки, напоминавший продольную половину гроба. Впоследствии, когда там уже хранилась обувь, так и говорили: «Ищи в гробу». Она пекла пироги. Лишних денег совсем не было. И мяса у Дика тоже не было. На оставшемся от людской пищи жире ему заваривали овсянку. Поиски удовлетворения насущных плотских потребностей занимали все время. А душа требовала своей пищи.

В это время Ее подруга рассказала о своем брате, который после окончания Физтеха оказался в экспедиции, где встретился с глубоко верующими людьми. Подруга подарила привезенное брату из заграницы Евангелие. Открыла Она его во время турпоездки по Литве, в гостиничном номере, утром, когда группа уехала на экскурсию в Паневежис. Что-то необъяснимое происходило с ней, как будто приоткрылась дверь в доселе неведомый мир, откуда веяло покоем и тихой радостью. Закрыла она его вечером, твердо решив креститься.

Крестились в ноябре-декабре всей семьей. Она шила мужу и детям крестильные рубашки. Глядя на мужа в сшитой распашонке, долго не к месту смеялась: всю жизнь была очень смешлива. В январе повенчались. А потом совершилось чудо. В первую же брачную ночь после венчания был зачат третий сын, поздний ребенок, которого она родила в сорок один год. Бог, после совершенных Ею убийств-абортов и последовавшего долгого периода бесплодия, дал ей шанс искупить смертный грех.

Весь период беременности Она провела на даче с Диком: взяла отпуска, накопившиеся за период обучения в заочной аспирантуре. Каждый день ходила с ним в лес за ягодой: сначала за земляникой, потом за малиной и черникой. Возвращалась из леса бегом: Дик тянул, почуяв дом с едой, – а у нее большой уже живот, да на шее висит пять килограммов ягод. При всех ее духовных исканиях она была твердо стоящей на ногах женщиной-хозяйкой, делала запасы на зиму и рассчитывала на плохие времена, экономила, иногда делала мужскую работу.

После рождения сына началась вторая волна трудностей. Целых девять месяцев она спала три-четыре часа в сутки из-за застоя молока. Приходилось постоянно держать на груди компресс с мазью Вишневского, смывая ее только на время кормления, а затем несколько часов сцеживать молоко через одно, проколотое иголкой в соске, отверстие. Руки были в корках и очень чесались, поэтому и потому, что мазь от экземы содержала деготь, их приходилось перевязывать. Чисто «английский пациент».

Когда старшие дети присматривали за братом, Она бежала в магазин отоваривать талоны. С тяжелыми сумками ползла на третий этаж и думала, скорее бы их скинуть и полежать минутку. В дверях – встречающий ее Дик, прыгает, радуется. А у нее, кроме злости, никаких чувств. Сколько грубостей тогда обрушивалось на ни в чем не повинную собаку! Понимание пришло потом, когда настало время задуматься, но Дик уже не бежал ее встречать, а равнодушно смотрел, даже не виляя хвостом.

А тогда Ей казалось, что она семижильная, что Он ничего не предпринимает, ведет себя безответственно. Она не понимала, что все люди разные, что с такой, как она, любому захочется спрятаться в норку. Сколько было высказано лишнего, потому что внутри все кипело, потому что бывший муж со своей заботой и гиперответственностью выгодно отличался от Него, потому что Она хотела соединить несоединимое, чтобы у медали была только одна сторона. Любить Его и не уважать было невыносимо. Ей бы по-женски с кем-нибудь поделиться, чисто психологически «выпустить пар», но боялась услышать: «Сама виновата, тебя предупреждали». Родные и знакомые слышали от нее в адрес мужа только лестные высказывания, и до сих пор Он не сходит с воздвигнутого Ею пьедестала. Она и сама теперь считает его самым лучшим, а во всех конфликтах винит себя.