Назначенный начальником академии, Бабаджанян остался верен себе: как когда-то, пехотинцем, направленный командиром механизированной бригады, он задал себе такую программу «танк-класса», что удивил даже опытных танкистов, так и сейчас он заявил, что шесть месяцев — срок, который он, строевой командир, устанавливает себе, чтобы обстоятельно войти в курс академических дел.
Только когда эти шесть месяцев истекли, новый начальник академии позволил себе войти в состав авторского коллектива (а затем по праву возглавить его), который готовил фундаментальную монографию «Танки и танковые войска». Книга эта стала одним из ведущих пособий по подготовке офицерских кадров высшей квалификации — она переведена на все языки стран — участниц Варшавского Договора.
Углубившись в научную работу, А. X. Бабаджанян часто стал публиковать статьи в военно-научных журналах. Ученый совет академии хотел представить его к профессорскому званию. Но председателем совета был сам начальник академии. И — воспротивился. Когда ему говорили, что это ложная скромность, отшучивался: «У меня достаточно высокое звание — маршал, хватит для одного человека…»
Исследования его в области теории использования бронетанковых войск опирались на значительный собственный боевой опыт. В академии помнят одно из первых выступлений маршала Бабаджаняна на научной конференции профессорско-преподавательского состава.
…Маршал решительно подчеркивал необходимость объективной оценки всех достижений, которые имели советские бронетанковые войска в ходе боев с противником, чтобы действительно обогатить советское военное искусство.
— Изучая уроки Победы, — говорил он, — пристало нам, военным, взглянуть и на завершающую операцию войны, Берлинскую, при всей нашей законной гордости, гордости победителей, глазами беспристрастными, как этого требует наука. Всякая, особенно военная. Строгая научная объективность заставит нас признать, что если, скажем, в Висло-Одерской операции танки, введенные в так называемый чистый прорыв, с первого же дня получили широкий простор для стремительных действий, что принесло советским войскам победу, а им славу, то в Берлинской операции танковую армию удалось использовать, увы, не лучшим образом. Ее прямолинейный ввод в прорыв, удар в лоб обороны противника, когда она совместно с общевойсковой армией, совместно с пехотой атакует один за другим оборонительные рубежи противника, — все это не соответствует настоящему предназначению крупных танковых объединений, какими являются танковые армии. Я веду речь не о танках НПП (непосредственной поддержки пехоты) и не о танках отдельных танковых бригад, приданных общевойсковым армиям, которые, как правило, действуют так же, как первые, а о крупных танковых объединениях, предназначенных для развития успеха наступления…
И как бы предвидя возражения, маршал соглашался:
— Да, история Великой Отечественной знает примеры, когда танковые армии использовались не только для развития успеха наступления, но и для отражения ударов противника при проведении наших оборонительных операций. Да, так было летом сорок третьего под Курском, когда танковые армии Центрального и Воронежского фронтов находились во втором эшелоне. В оборонительных боях они измотали, обескровили наступающую ударную группировку врага и тем подготовили условия для нашего контрнаступления.
— Но… — маршал делает небольшую паузу, как бы призывая слушателей обратить особое внимание на поворот своей аргументации, — но Берлинская операция — наступательная. И танковая армия — крупное танковое объединение, — действуя здесь, по существу, как танки непосредственной поддержки пехоты, несла значительные потери. Вспомню только особенно дорогие мне имена: И. В. Гаврилов, П. Е. Лактионов, А. М. Темник, В. А. Жуков, С. Я. Устименко — мой «бог разведки»… Всех разве назовешь… Правда, аргумент для такого применения танкового объединения был. Но единственный. То, что это финальная сцена войны, после которой сразу же должен опуститься занавес — капитуляция врага…
Ему возразили: были и положительные примеры действий танковых армий в первом эшелоне, когда они прорывали вражескую оборону и вышли к предгорьям Восточных Карпат.
— Да, действительно, — отвечал маршал. — Но какая это была оборона! Разве можно сравнить ее, слабую и неглубокую, с тем, что противник организовал у Берлина?
— Нет, — решительно заключал он, — уроки бывают разные. Берлинская операция — тоже урок, который нам преподала победа… Но своеобразный…
Он много занимался историей бронетанковых сил.
— Западные военные историки, — говорил он, — фетишизировали вклад в теорию применения этого рода войск германского «танкового стратега» Гейнца Гудериана. А между тем он отнюдь не был столь оригинален в своих военно-теоретических концепциях, каким его пытаются представить за рубежом…
И он приводил интересные факты.