Такая вот любовь…

Я поблагодарил ее за всё, что было между нами хорошего. Мы дружили с ней, наверное, года четыре. Мы обнялись и поцеловались на прощанье.

Она не плакала, но явно загрустила. Я еще раз обнял её, она прижалась ко мне, уткнулась лицом в ворот шинели. Я крепко пожал и поцеловал её холодную руку и быстро пошел на остановку трамвая, а она поднялась на крыльцо общежития.

Когда, отойдя несколько шагов, не выдержав, я обернулся, увидел Лилю. Она стояла на крыльце одна, какая-то поникшая, смотрела мне вслед и, увидев, что я обернулся, как-то радостно встрепенулась, и помахала рукой. Я ответил тем же, но не стал травить душу ни себе, ни ей, и больше не оборачивался. Завернул за угол дома, ускорил шаг и пошел на остановку трамвая.

На душе было тоскливо, тяжело, было ощущение, что я потерял что-то очень, очень дорогое. Мелькали мысли: «Вернись! Не уходи! С кем ты расстался? Подумай! Еще не поздно… Она ведь так любит тебя. Всего несколько шагов назад…».

Но вернуться к Лиле я уже не мог.

Лиля была достойна только хороших слов: умная, ласковая, но в тоже время очень гордая, нежная, верная и добрая девочка. В 1950 году мне исполнилось 20 лет. На день рождения Лиля подарила мне собрание сочинений Александра Пушкина в 10 томах, изданное Академией Наук СССР в 1949 году. Подарок хранится в моем архиве уже 64 года.

…Я долго не мог забыть тот печальный вечер. И сегодня, почти через 60 лет, вспомнил всё до мельчайших подробностей.

Первая любовь или школьный роман – это на всю жизнь…

Лариса

Лариса Алдошина

Харьков. Медицинский институт. Лечебный факультет. Четыре года (1948–1952) мы с Ларисой Алдошиной учились в одной группе. Миниатюрная, симпатичная, курносая, с веснушками. Веселая, артистичная, отличница, душа группы. Она мастерски копировала и пародировала известную тогда артистку Рину Зеленую и веселила нас в перерывах между занятиями. Мы звали её «Ларка-заводилка».

Все в группе почему-то считали, что у нас с ней роман. Никакого романа не существовало… до определенного момента.

А мне и сейчас, почти через семьдесят лет, кажется, что этот слух она распространяла сама. Что она нашла во мне, и почему я понравился ей – не знаю.

Начался наш необычный роман во время учебы на первом курсе после одной из вечеринок (не помню, по какому поводу) где-то в частном доме, на далекой окраине Харькова. За стол она села рядом со мной, решительно отодвинув от меня какую-то девочку. Танцевали мы весь вечер только с ней. Всех соперниц, желавших пригласить меня на «белый вальс» и потоптаться со мной на маленьком пятачке комнатушки с низким потолком, Лариса отгоняла решительным и многообещающим жестом – «отвали!».

«О, голубка моя,

Как тебя я люблю,

 Как ловлю я за рокотом моря

 Дальнюю песнь твою…»

– шипел старенький патефон.

После застолья, слегка опьяневшая Лариса, вытащила меня на улицу. Мы сидели за сараем на пахучем сене рядом со штабелем, заготовленных на зиму дров. В сарае квохтали куры, все время блеяла коза и лаяла неизвестно на кого лохматая дворняжка.

Лариса прижималась ко мне, ссылаясь на холод. Дело было глубокой осенью. Обнимала за шею. Я укрывал ее своим пиджаком. Она расстегнула мою рубашку и грела свои холодные руки у меня на груди, животе… Мне казалось, что она хочет, чтобы я поцеловал ее, а, может быть, и …

А я, дурак, вместо того, чтобы покувыркаться с ней в ароматном сене, не придумал ничего лучшего, как предложить ей вернуться в теплый дом. Мы даже не целовались. Как мне показалось тогда, возвращалась Лариса в избушку без всякого желания. Ей явно хотелось остаться на пахучем сене вместе со мной.

Вернулись в дом. В полутемной комнате, тесно прижавшиеся друг к другу пары, танцевали танго.

 …Утомленное солнце

Нежно с морем прощалось…

В этот час ты призналась…

…ты призналась… ты призналась – заикался и шипел патефон.

После этого случая несколько недель Лариса смотрела на меня с некоторым пренебрежением и ехидной улыбкой, как бы говоря: «Ну и теленок же ты, Толик…».

Потом все-таки сменила гнев на милость, и мы стали совсем близкими друзьями.  Кстати, именно Лариса научила меня не только целоваться. Вспомнил высказывание Виктора Гюго:

«У юноши первый признак любви – робость, у девушки – смелость».

В 1952 году меня призвали на Военно-медицинский факультет. Из общежития мединститута на улице Островского я переехал на другой конец города в общежитие факультета у Конного рынка и наши встречи с Ларисой постепенно прекратились.

Как сложилась её судьба после окончания института я, к сожалению, не знаю.

Повариха и две медсестры

В 1962 году я служил в гарнизонном госпитале в поселке Шкотово Приморского края. В ноябре меня направили в Хабаровск на Окружные курсы усовершенствования офицеров медицинской службы на цикл подготовки врачей – нештатных психиатров гарнизонов.

Жила наша группа в общежитии курсов на улице Комсомольской, на втором этаже гарнизонной поликлиники,  рядом с 301 окружным военным госпиталем. Питались мы в общепитовской столовой на улице Серышева, недалеко от штаба округа.