Сотрудник МЧС молча постоял, высматривая следующий очаг напряженности в лагере и вновь козырнув, пошел дальше. Тим с Мишкой переглянулись — Гаев машинально спрятал в карман водительское удостоверение покойного. Разговор оставил ощущение недосказанности, словно старший лейтенант знал больше, чем рассказал, то ли ребята забыли задать какой-то очень важный вопрос. Размышляя над этой мыслью, оба сверлили глазами удаляющуюся спину в синей униформе с аббревиатурой, означающей твердую руку помощи, надежду на спасение в любой ситуации. Вот только эта одинокая фигура излучала совсем не уверенность в светлом завтра, а сложные противоречивые токи. В них смешивалось одиночество, твердость, собранность и растерянность, а, пожалуй, и подавленность масштабом трагедии, который пока что осознавал только этот непонятный старлей. Из МЧСа ли?
Труп отталкивал на каком-то физиологическом уровне. Ребята прекрасно это поняли, пока дотащили его до поляны. Смотреть на несчастного было и жалко, и неприятно и … стыдно одновременно. Наверное, за то, что Смерть забрала его, хотя могла любого другого. Думать об этом не хотелось, но не думать не получалось. Сориентировались на восток, разметили могилку, отгребли листву и траву, в две лопатки сняли нетолстый слой дерна. Началась неприятная, но необходимая работа. Очень кстати оказалась вторая лопата, найденная в палатке покойника. Вопрос хоронить — не хоронить совершенно чужого человека попросту не возник. Сработало прошитое в подкорке за тысячи лет цивилизации правило: мертвый должен быть погребен.
В первый перекур, Миха решил заполнить тяжкую паузу. Слова полезли сами, наверное, чтобы напарник не подумал, как ему страшно от одной мысли, что бывший живой человек лежит рядом. И ждет, пока живые совершат ритуал. Нужный им.
— Когда я по новому адресу переехал, в соседской квартире случилась пьяная поножовщина. Будит меня, значит, утром после корпоратива этакий шкет в черной кожанке. Ксиву мне в глазок и пройдемте, гражданин, убийство! — объявляет. Я струхнул, такие дела. Правда, быстро понял, что зовут понятым, а не подозреваемым… Ну-у я тебе скажу, кухонный нож — это страшно. Оружие массового поражения, не зря их в Англии запрещают. Зарезал добрый соседушка своего собутыльника как свинью, только совсем неумело и больно. Вся кровища… тьфу ты черт, вся квартира в кровище. А конец зимы, батарея жарит, два дня труп пролежал. Сосед-то-чудик испугался сообщить ментам, а ночевать в одной квартире с трупом нет! Это вздувшееся желтое пузо в черной кровище … бр-р. Я протокол подписываю, а сам на это пузо. Охренеть, чудом не обрыгался. А они его за руку и за ногу и вот так как мебель ворочали, прикинь? Словно полено какое…
Напарники недолго помолчали. Могила быстро достигла уровня щиколотки — песок с редкими мелкими камушками поддавался легко.
— А вот еще история. Из жизни мертвых. Ха! — Пыхтя от натуги, продолжал Миха. — Однажды бабку-соседку пришлось помогать нести в труповозку. Санитара значит, приступ диареи скрутил, он и остался в квартире унитаз пугать. И участковый, чтобы его сторожить. Засранца, а не бабкин унитаз, ага. А второй, не будь олухом, меня припахал. Я еще студентом тогда был, ага. А лифт как назло вырубили. Вот мы ее бедную ажно с восьмого этажа волокли. Из разговоров я понял, что она дней пять лежала, пока участкового вызвали. Хорошо под простыней была бабуся. На всю жизнь нанюхался… Чего не пойму, так это какого хрена эту вонь писаки называют «сладковатым запахом»? Не знаешь?
Заметив, что Тим немного сбледнул с лица, Михаил попытался выправить положение.
— А этот еще ничего, — Миха вывернул небольшой камень. — Уф. Бодрячком лежит. Радуется, небось, что отмучался уже, прикалывается над нами. Вон с того облачка «факушки» показывает…
Вновь стрела остроумия не достигла цели. Могила углублялась все медленнее — пошли камни покрупнее. Приходилось то и дело откладывать лопатки и выворачивать камни руками.
— Во! Новый анекдот. Поехал чувак на мастер-класс по выживанию и … не выжил! Ха-ха-ха.
Смех прозвучал фальшиво. Напарник обернулся с чересчур серьезной миной на лице.
— Ладно, — Тим с силой воткнул лопату в дно могилы в аккурат между двух камней. — Хватит! Не будь Яшей.
Дружеское пожелание «не быть Яшей» в разные времена имело разный оттенок и вело свою историю со школьных лет. Сначала имелось в виду не быть Бивисом и Баттхедом, позднее — Джеем и Молчаливым Бобом, потом Гомером Симпсоном и прочими телепузиками. В переводе на русский эти образы символизировали тупость, распущенность и цинизм, возведенные в ранг добродетелей. Картинки менялись, но смысл старинной фразы все время оставался одним и тем же.
— Ладно, чего там. Аут бене, аут нихил!
— Два метра глубиной, пожалуй, не успеем. А так, если сверху камней навалить, уже зверье не растащит. За ноги бери. — Приказал Тим.