Такендо стоял посреди пылающего лагеря, усеянного трупами, весь в крови. Он слышал удары копыт. Скорее всего, это было пограничное подкрепление. Такое пожарище в ночи было сложно пропустить. Не медля, схватил заранее сохраненный вечерний паёк и побежал прочь, не найдя рядом лошадей. Прочь по мостовой. Прямо на север.
К вечеру следующего дня Такендо был на месте. Ему повезло наткнуться на коня, который ускакал в направлении лощины во время пожара. Если бы не он, Такендо пришлось двигаться без остановки еще дня три, что было, конечно, нереально для него.
Поле битвы было обозначено красными флажками, установленными своим основанием на полметра в землю. Целая куча обугленного мяса была разделена на десятки частей. В одной из них были остатки Кенрюсая. Такендо еще немного побродил от одной к другой, всматриваясь в почерневшие лица, похожие больше на фарш.
Снега стало гораздо меньше. Хоть здесь и было морозно, в течении дня он таял, а ночью создавал новые скользкие ловушки. В восточных краях не было принято оставаться на местах массовых смертей с восходом луны в первые месяцы после события. Люди верили, что жрецы, посланники подземных богов, не успевали собрать все души, что бродили по таким местам бесцельно, ожидая, когда же их заберут. Считалось, что они могли прихватить с собой лишнюю душу, если мешать им выполнять свою роль, отягощая их работу своим присутствием.
— Отец, надеюсь, ты на меня не злишься. Я забрал жизни стольких людей, чтобы быть ближе к тебе… Может, я опоздал? Может, посланники уже забрали твою душу в колыбель? Знаешь, сначала, после ухода ярости, мне хотелось рыдать, что я иногда и делал. Я был опустошен. Когда я перебрался через мостовую, я уже был не уверен, что это вообще стоило того. Но сейчас, знаешь, пришли не ярость, не злость, пришло понимание, что по-другому в этом мире ничего не получается… Хочешь добиться того, что тебе нужно, — будь готов делать грязные вещи. А убивать не сложно… Я могу, мне не сложно, отец… — говорил Такендо со слезами на глазах, краснея.
Ощущая, как что-то кольнуло его в ускоренно бьющееся сердце, он упал на колени, не чувствуя рук. Нарастающая боль и чернота, расползающаяся от ладоней, вызывали у него чувство дежавю. Только теперь он не терял сознание. Он мог терпеть и гнать сон прочь. В глазах темнело, будто чернота расползалась еще и на зрачки. Руки обвисли, — он не мог шевелиться. Белые, мутные фигуры людей бродили всюду, всматривались в тела и всякий раз расстраивались. Затем, со стороны приграничного лагеря появились еще с тридцать таких же фигур. Они не смотрела на тела. Они шли к обездвиженному Такендо. Мальчишка хоть и был лишен чувств, сейчас ощущал что-то вроде страха. Странная, необычная атмосфера, давящая на голову. Некоторые фигуры прямо на ходу растворялись. К Такендо из тридцати добрались только пять. При непосредственной близости одна из них приобрела детализированные элементы. Это был старший пограничник. Он смотрел ему в глаза, и все пространство вокруг постепенно расплывалось. Такендо видел только его и больше никого. Пустое серое пространство, лишенное любой формы энергии.
— Я ничего не чувствую… — прошептал ему мальчик.
Фигура склонила голову, и от нее повеяло тоской и печалью. Рядом с ней появились три самых настоящих человека. Взрослая женщина, маленькая девочка и совершеннолетний юноша. Такендо сразу понял, что это его семья.
Теперь он что-то почувствовал. В его голове родился небольшой лучик понимания. Пограничник был не просто человеком, которого ему было не жалко убивать. У этого человека была семья, которая его любит и ждет. До сих пор ждет, как он ждал когда-то своего отца во время последней мятежной войны.
Он дождался, а вот им не суждено. Их жизнь может быть разрушена так же, как и старшего стража границы. И это только один человек, а он тогда решил судьбу еще двадцати, не меньше. Они даже ничего ему не сделали. Такендо, избалованное дитя, которое подумало, что страдает больше других, решило, что оно достойнее других и заслуживает большего. Фигура умоляла на коленях, просила второй шанс, но никто не был в силах дать ей то, чего она хотела. Она стала растворятся, как и вся серая картинка вокруг. И вот, мальчик уже лежал на замерзшей земле, чувства его вернулись и чернота, захватывающая его тело, стала отступать. Он неуверенно встал на ноги, все еще думая, что это сон. Вскоре мальчик осознал обратное. Ему предстояло многое переосмыслить. В его голове копошилась туча вопросов.
— Как я мог?
Такендо вновь смотрел на большую полную луну, предвестницу беды. Этой ночью, похоже, будет идти снег.
— Прости меня, отец. — сказал он, высоко задрав голову.
Его тело уже во всю дрожало от переохлаждения.
— Я научусь держать катану… И самурайскому шагу тоже… научусь. А когда придет время посмотреть богам в лицо, — я буду готов, отец. Я пролечу через ворота рая бабочкой, не монстром.
========== IV То, что не войдет в историю ==========