Такеси Ковач

— Да бери бластер, Таня, — сказал Шнайдер, не отрываясь от приготовлений. — Хотя бы больше шансов в кого-нибудь попасть. Пулеплюйками пусть забавляются жертвы моды.

Археолог подняла бровь. Я чуть улыбнулся:

— Может, он и прав. Держи. К поясу пристегивать не обязательно. Ремни можно закрепить вот так. Перекинь через плечо.

Я шагнул вперед, чтобы помочь ей надеть оружие. Она повернулась ко мне, и в тесном пространстве между нашими телами проскочила искра чего-то, не поддающегося определению. Я закрепил кобуру под грудью Тани, она подняла голову, и наши взгляды встретились. Ее глаза были цвета нефрита под рябью текущей воды.

— Удобно?

— Не особенно.

Я протянул руку, чтобы поправить кобуру, но Вардани подняла ладонь, останавливая меня. На фоне пыльно-черной ткани моего рукава ее хрупкие, худые пальцы смотрелись как кости.

— Не надо, сойдет.

— Хорошо. Смотри, тянешь вниз — и оружие высвобождается. Поднимаешь — и кобура его опять фиксирует. Вот так.

— Ясно.

Возникшая между нами искра не ускользнула от внимания Шнайдера. Он громко прочистил горло и направился к люку. Распахнув его, он ухватился за поручень у носка крыла и спрыгнул вниз с отточенной небрежностью бывалого пилота. Эффект слегка смазался, когда, приземлившись, он зашелся в кашле из-за облака пыли, так и не успевшей осесть после нашей посадки. Я подавил ухмылку.

Вслед за Шнайдером начала неловко опускаться Вардани, опираясь ладонями о пол. Я выглянул из проема и, сощурившись, стал всматриваться в пыльную пелену, стараясь разглядеть, не готовят ли нам встречу.

И да, оказалось, что готовили.

Они появились из пылевого облака, словно фигуры на фризе, который потихоньку расчищает кто-нибудь вроде Тани Вардани. Я насчитал семь массивных силуэтов, облаченных в пустынный камуфляж и ощетинившихся оружием. Центральная фигура казалась деформированной; возвышаясь над остальными на полметра, от пояса и выше она выглядела раздутой и изуродованной. Силуэты молча приближались.

Я скрестил на груди руки, так что пальцы коснулись рукояток «калашниковых».

— Джоко? — Шнайдер снова закашлялся. — Это ты, Джоко?

Ответом по-прежнему было молчание. Сквозь оседающую пыль я рассмотрел тусклый металлический блеск стволов и маски улучшенного зрения на лицах каждого из семерых. Свободный покрой камуфляжа вполне оставлял место для бронежилета.

— Джоко, кончай херней страдать.

Огромная деформированная фигура в центре рассмеялась — удивительный, до неправдоподобности писклявый смех.

— Ян, Ян, дружище, — это был голос ребенка. — Неужто это ты из-за меня так нервничаешь?

— Ну а ты как думал, мудачина?

Шнайдер шагнул вперед, и громадная фигура на моих глазах содрогнулась и, казалось, распалась надвое. Изумившись, я включил нейрохимическое зрение и различил маленького мальчика лет восьми, который слезал с рук мужчины, прижимавшего его к груди. После того как мальчик опустился на землю и побежал к Шнайдеру, мужчина выпрямился и странно застыл. Мои мускулы непроизвольно напряглись. Я еще немного подкрутил зрение и осмотрел ничем теперь не примечательную фигуру с головы до ног. На этом не было УЗ-маски, а его лицо…

Я стиснул зубы, осознав наконец, на что смотрю.

Шнайдер с мальчишкой обменивались замысловатыми рукопожатиями и загадочными репликами. В самом разгаре этого ритуала мальчик повернулся к Тане Вардани, с церемонным поклоном взял ее за руку, сопроводив приветствие каким-то пышным комплиментом, который я не расслышал. Он определенно не собирался прекращать паясничать, этот Джоко. Он прямо-таки искрился безобидностью, словно фонтан мишуры в День Харлана. А когда бо́льшая часть пыли снова оказалась на положенном ей месте, остальные члены приветственной делегации тоже утратили тот смутно-угрожающий вид, каким отличались их силуэты. Теперь, когда я мог их видеть ясно, моим глазам предстала группа испуганных, преимущественно молодых солдат-нерегулярщиков. Один, белый парень с тощей бороденкой, стоявший слева, грыз губу, что сильно контрастировало с бесстрастной непроницаемостью УЗ-маски. Другой переминался с ноги на ногу. Оружие было либо закинуто за плечо, либо заткнуто за пояс. Когда я спрыгнул на землю, все они дружно отпрянули.

Я вскинул руки ладонями вперед, демонстрируя миролюбие:

— Прошу прощения.

— Нечего извиняться перед этим идиотом, — сказал Шнайдер, без особого успеха пытаясь отвесить мальчику подзатыльник. — Джоко, иди поздоровайся с настоящим живым чрезвычайным посланником. Это Такеси Ковач. Он воевал при Инненине.

— Вот как? — мальчик подошел, протягивая мне руку. Темнокожая и тонкокостная, его оболочка уже сейчас отличалась привлекательностью — еще через несколько лет она приобретет настоящую андрогинную красоту. Она была одета в безупречно пошитый бледно-лиловый саронг и стеганую куртку того же цвета.