Такеси Ковач

— Если он до сих пор в системе, — спросил я терпеливо, по-прежнему глядя на Вардани, — что ж застрял в этой дыре?

— Может, ему тут нравится. Он здесь вырос. Да и вообще, ты в Лэндфолле-то бывал? Вот уж где настоящая дыра.

Лапине исчезла с экрана, и взамен пошло что-то документальное на тему археологии. Мы со своими тарелками устроились на одном из диванов. Шнайдер уже приготовился было приступить к еде, когда вдруг заметил, что я с этим не спешу.

— Давай-ка подождем, — произнес я негромко. — Чисто из вежливости.

Он фыркнул:

— Что, думаешь, он нас отравить собрался? С чего бы? Какой в этом смысл?

Но тарелку отставил.

Изображение на экране снова сменилось, на этот раз кадрами военной хроники. Праздничные вспышки лазерного огня на какой-то темной равнине и карнавальная иллюминация разрывающихся реактивных снарядов. Звук отредактировали, наложив на гром отдаленных раскатов бесстрастный голос комментатора, начитывающего текст, составленный в максимально безобидных выражениях. «Сопутствующий ущерб», «противник нейтрализован».

Джоко Роспиноджи вынырнул из дверного проема в противоположной стене. Он был уже без куртки, зато с двумя женщинами, выглядевшими так, словно они материализовались из софта для виртуального борделя. Их задрапированные в муслин фигуры с не поддающимися законам гравитации формами были так же ненатурально безупречны, а выражения лиц так же безучастны. Восьмилетка Роспиноджи, стоящий между этими двумя лакомыми кусочками, смотрелся комично.

— Иванна и Кэс, — представил он спутниц. — Мои постоянные компаньонки. Любому мальчику нужна мамочка, правда же? Или две. Ну а теперь… — он неожиданно громко щелкнул пальцами, и женщины прошествовали в другой конец комнаты, к накрытому столу.

Джоко сел на соседний с нами диван:

— …к делу. Чем конкретно я могу быть полезен тебе и твоим друзьям, Ян?

— А вы перекусить не хотите? — спросил я.

— А, — Роспиноджи улыбнулся и указал на своих компаньонок. — Ну, вот они будут, а я искренне привязан к обеим.

На лице Шнайдера проступило смущение.

— Что, нет? — Роспиноджи вздохнул и протянул руку к моей тарелке. Взяв первую попавшуюся булочку, он откусил от нее кусок. — Ну вот. Теперь-то мы можем перейти к делу? Ян? Пожалуйста?

— Мы хотим продать тебе шаттл, Джоко, — проговорил Шнайдер, вгрызаясь в куриную ногу. — С бешеной скидкой.

— Неужели?

— Угу. Считай, что он из армейского резерва. «Ву Моррисон ISN-70», очень малый износ, никакой официальной информации о прежних владельцах.

Роспиноджи улыбнулся:

— Сильно в этом сомневаюсь.

— Проверь, если хочешь, — Шнайдер проглотил прожеванный кусок. — База данных подчищена лучше, чем твои налоговые декларации. Дальность полета шестьсот тысяч километров. Универсальная конфигурация, полет в дальнем космосе, суборбитальный полет, передвижение под водой. Послушен в управлении, как бордельная подстилка.

— Да, я припоминаю, что семидесятки — неплохие машины. Или это ты же мне и говорил, Ян? — мальчик погладил свой лишенный растительности подбородок жестом, явно перешедшим по наследству от предыдущей оболочки. — Ну, да не важно. Орудиями, я так полагаю, предмет этой сногсшибательной сделки оснащен?

Шнайдер кивнул, не прекращая жевать:

— Микроракетная турель на носу. Плюс система запуска хлопушек. Полный программный пакет автоматизированной защиты, очень достойная версия.

Я подавился булочкой.

Женщины проплыли к дивану, где сидел Роспиноджи, и симметрично расположились по бокам от него, словно эффектное обрамление. С момента их появления я не слышал от них не только ни слова, но даже ни звука. Женщина слева от Роспиноджи начала кормить его со своей тарелки. Привалившись к женщине, он принялся жевать, задумчиво глядя на меня.

— Ну хорошо, — произнес он наконец. — Шесть миллионов.

— Ооновских? — спросил Шнайдер, и Роспиноджи рассмеялся:

— Санов. Шесть миллионов санов.

Стандартная Археологическая Находка, денежная единица, учрежденная в ту пору, когда правительство Санкции представляло собой лишь мелкую шестеренку глобального административного механизма, а в настоящее время — непопулярная мировая валюта. По сравнению с латимерским франком, сан напоминал болотную пантеру, карабкающуюся по грузовому пандусу с антифрикционным покрытием. Сейчас один доллар Протектората (ООН) стоит двести тридцать санов.

Шнайдер пришел в ужас, возмущенный до глубины своей скупердяйской души:

— Ты издеваешься, что ли, Джоко? Даже шесть миллионов ооновских — только половина его настоящей цены. Это же «Ву Моррисон», чувак.

— А криокапсулы в нем есть?

— Э-э-э… нет.

— Ну и на кой хер он мне тогда сдался, Ян? — спросил Роспиноджи спокойно. Он бросил взгляд на женщину справа, и та безмолвно протянула ему бокал вина.