В этот момент Ипполит Германович случайно посмотрел туда, где почти никто и никогда не останавливал взгляда, зная, что там все в порядке, - на окошко таймера. И почувствовал, как по спине скользнула холодная струйка пота. На шкале местного времени стояло третье апреля. Тронхэйм подошел к таймеру, постучал ногтем по датчику. Третье апреля. Земное время оставалось точным.
- Саймон... - Тронхэйм откашлялся. - Саймон, посмотри сюда...
Винклер подошел и наклонился над шкалой, всматриваясь в цифры.
- Не понял, - сказал он наконец. - Здесь что, тоже поломка?
Винклер прошелся по рубке, заложив руки за спину. Потом спросил Ланского:
- Эмиль Юлианович, какое сегодня число по местному времени?
- Пятое апреля, - недоуменно сказал Ланской.
- А не третье?
Вместо ответа Ланской сделал шаг к командиру и молча приложил ладонь к его лбу. Винклер отмахнулся.
- Ты не того... не этого. Ты на таймер посмотри, нечего меня щупать, эскулап.
Ланской посмотрел. И сразу же быстро вышел из рубки.
- Куда это он? - спросил, глядя вслед врачу, Сергиенко.
Ему никто не ответил, а Винклер снова подошел к таймеру и постучал по нему. Сергиенко, рассмотрев цифры на шкале времени, в полном обалдении уставился на командира.
- Знаешь, Саймон, - сказал он, - мне кажется, все аппараты мыла объелись.
Вернулся Ланской и сказал негромко:
- Эти... корни... погибли.
- Не понравилось, значит, - резюмировал Сергиенко. - Ну и ну... А мы-то думали, что это метафора - возвращение прошлого. Выходит, действительно возвращается?
- И очень часто возвращается, - уточнил Ланской. - Каждый раз в дни ураганов... а ураганы бывают каждый месяц, иной раз и дважды.
- И ничего особенного, - фыркнул Тронхэйм, - а мы-то головы ломали, как спасти островитян от штормов. Как же, опасность.
- Но где все-таки может быть Скрибнер? - сказал командир. - Если успел добраться до какого-нибудь атолла - хорошо, а вдруг остался в океане?
- Вряд ли в океане, - сказал Сергиенко. - Он бы тогда ответил на вызов до начала этих... штучек с расцветками. Я думаю, он на островах. Какой-то, атолл раньше Ки-Нтот провалился в этом самое прошлое, и Скрибнер не смог ответить.
- Думать не возбраняется, - пробормотал Винклер. - Ладно, - решил он после небольшой паузы. - Сейчас мы все равно ничего не можем предпринять. Оставим постоянный вызов, и давайте делом займемся.
Какое дело имел в виду командир, стало ясно через несколько минут, когда Винклер, дав задание автоматам выйти в океан, включил экраны. Автоматы резко выбежали из корабля и направились к берегу. Но шлюпка, которую они попытались столкнуть в воду, натыкалась на невидимую преграду и не двигалась с места, словно врастала в песок у кромки воды. Понаблюдав некоторое время за бесплодными попытками автоматов, Винклер дал им команду вернуться и попробовал поднять зонд-наблюдатель. Зонд взвился над пальмами, но в пятнадцати метрах над верхушками замер.
- Стоп, - сказал Винклер. - Граница. Наше поле абсолютно ни к чему. Мы под колпаком более основательным. И не мудрено, что автоматы доложили - поле выключилось. Как оно могло выключиться третьего числа, если мы его включили только пятого? Все в порядке, в смысле аппаратуры.
- Позвольте, - сообразил вдруг Тронхэйм, - но ведь это значит, что тахи...
- Поймать бы этот арбуз, - мечтательно произнес Сергиенко, - да распотрошить, да посмотреть, какой такой у него внутри таймер направленного действия...
- И Анен Сима не нашел колдуна на острове потому, что видел в тот момент все в черно-белом варианте, - сказал Тронхэйм. - Колдун-то был дома, да только в другой день... Ай да тахи. Не советую ловить такого зверя, повернулся он к Сергиенко. - Ты его поймаешь, а он тебя в прошлый год отправит, как ты к этому отнесешься?
- Плохо отнесусь, - сказал Сергиенко. - В прошлом году я ногу сломал. Три дня ходить не мог, ничего приятного.
...Тронхэйм второй час бродил по острову, рассматривая черные пальмы с темно-серыми листьями, черные волны, белый песок... Унылость мира, лишенного живых ярких красок, навевала грустные мысли, иногда Тронхэйму казалось, что теперь остров никогда не вырвется из-под колпака прошлого, люди не вернутся в свое собственное сегодня... Сегодня, четвертого апреля по местному времени (или все-таки шестого?) за обедом исследователи развлекались теоретизированием на тему тахи, розовых, табличек с загадочными рисунками... Тронхэйма раздражала болтовня товарищей, и, хотя он прекрасно понимал, что причина раздражения в нем самом, ему не становилось от этого легче. После обеда он ушел в пальмовую рощу, и теперь бессмысленно шагал взад-вперед, иногда в задумчивости натыкаясь на мохнатые серые стволы. В ушах завязла дурацкая песенка, которую с утра напевал Ланской:
Тахи-тахи-тахионы,
Как в саду цветут пионы,
Меж пионов - резеда,
Вот какая красота.