Из Парижа Кульков привез в столицу массу впечатлений, десять тысяч одноразовых шприцев для подшефной совминовской психиатрической лечебницы, видик сыну от первой жены, духи «Шанель» для второй супруги и точно такие же секретарше для конспирации. Лично для себя Кульков приобрел отрез для костюма-тройки с Елисейских Полей. Сперва Вадим Николаевич хотел разориться в пределах суточных на готовый костюмчик от Кардена или, на худой конец, Диора, но когда он увидел этот материал... «Бог с ним, Карденом, в Москве сошью не хуже, - успокаивал себя Кульков во время полета к родной земле. - По индивидуальной мерке, главное. Чтоб как влитой сидел. Это будет не массовое, пусть даже французское, производство».
Петр Петрович Решетников, в поте лица обшивавший чиновников высшего эшелона вместе с вагоном помощников, сумел принять Кулькова только через месяц. Решетников не скрывал своего отвращения к работе, хотя растягивал перед клиентами лицо до крайней степени любезности.
- Вот что, батенька, - заметил Решетников, не подавив зевка, дождавшись пока трое его подчиненных сняли мерку с Кулькова, - через три недели пожалуйте на первую примерку. Но если... Сами понимаете, вы уж не обессудьте. С этими поездками сейчас масса работы.
Решетников еще раз зевнул и качнул подбородком вверх.
Насчет массы работы старик, конечно же, привирал. Потому что он с гораздо большим удовольствием и служебным рвением обслуживал скромных тружеников автосервиса, торговли, а также лиц без определенных занятий. К этому неограниченному контингенту он относился более бережно и лично снимал с него мерки.
- Вы уж постарайтесь, Петр Петрович, - улыбнулся Кульков.
- Конечно, конечно, - даже не попытался снять суровости с окаменевшего лица Решетников и добавил:
- Не беспокойтесь, батенька...
Портной считал ниже своего достоинства запоминать имена своих многочисленных посетителей и поэтому ко всем одноконторникам Кулькова обращался стандартно - «батенька». Другое дело Мария Николаевна из «Продинторга» или сам Армен Давидович... Министры и их замы, начальники главков и директора засекреченных институтов приходят и уходят, а Армен Давидович остается на своем месте. Скольких больших начальников он уже пережил. Впрочем, не то что пережил, но для Решетникова любой начальник, потерявший свое место, автоматически становился покойником. А покойникам костюмы вроде бы без надобности.
Через три недели, день в день, Кульков явился на примерку. Решетников встретил его с необычайной строгостью во взоре.
- Скажите, батенька, - забыл ответить на приветствие Кулькова портной, - кто вам подсунул этот отрез? Мы уже пробовали и так, и этак, но кроме пиджака и жилета ничего не выходит. Не хватает материала на брюки.
Внутренне закипая, Кульков продолжал заискивающе смотреть в потемневшие от старости глаза мастера.
- Петр Петрович, фирмачи уверяли...
- Да бросьте вы, батенька, - устало махнул сухой рукой Решетников, - ваши фирмачи еще под стол пешком бегали, когда я... Да вы знаете, кому я шил...
Решетников чуть ли не с презрением смотрел на Кулькова, прижимающего материал к груди. «Соплив еще, - так и читалось в глазах мастера, - со специалистом спорить. Вон сколько вас через эту комнату прошло - сотни, всех не упомнишь. Это сегодня ты на коне, а завтра, быть может, ему копыта чистить будешь...»
«Старый козел, - ответствовали глаза Кулькова, - кичится тем, что шил тройку Троцкому, френчи Сталину и пиджаки Хрущеву. Ничего, скоро и тебя перестройка коснется...»
- Спасибо, Петр Петрович, извините, что побеспокоил, - сказал на прощание Кульков.
- Если будет нужда, заходите, батенька, - попрощался портной и в меру своих сил заспешил в соседнюю комнату, где его уже целых пять минут ждал сам Армен Давидович.
- Вы куда, товарищ? - секретарша Кулькова преградила мощной, благодаря «половинкам», грудью путь очередному посетителю. - У Вадима Николаевича совещание.
В кабинете Кулькова действительно было совещание. Двое известных портных столицы измеряли по очереди то объемы Кулькова, то длину отреза.
- Брюки и жилет, - наконец-то выдал заключение один.
- Пиджак и брюки, - не согласился второй.
Кульков мотал головой по сторонам, как будто сидел в президиуме, а не стоял посреди собственного кабинета.
- Но ведь французы сказали...
- Вадим Николаевич, миленький, эти французы... - осторожно начал первый.
- Думаете, они вам только устаревшее оборудование сбагривают? - ляпнул, не подумав, второй.
Модный портной, к которому супруга привела Кулькова за руку, усиленно делал вид, что он не узнает Вадима Николаевича. Портной принимал их в огромной зале со множеством зеркал в аляповатых золоченых рамах. Сам мастер был одет под стать своему творчеству: в белоснежном смокинге с алой розой в петлице и черных шортах. На шее у маэстро висела массивная золотая цепь, заканчивающаяся жестяным кулоном с надписью «снатка».