Такие дела

Оглядываюсь - мы уже во дворе стоим... Оказывается, я мобильник бросил, часы с себя снял, бумажник, карточку, ключи вытряхнул... Что я тогда, в те минуты шептал себе?.. "Останусь, останусь навеки в этих стенах: что еще можно хотеть, что искать, если уже увидел источник света Господня?"

- Ну, Игнат Саныч, ты нас напугал!.. Мы думали: сейчас и грохнешься оземь: стоишь, весь бледный, никого и ничего не слышишь...

- Чего бояться? Я сюда на своих ногах вошел и вышел?

- Да, но...

- И всегда так будет. Под руки меня держать не надо, обмороков не бывает у меня.

- Но что с тобой было-то?

- Момент истины. Есть такое выражение, когда правду добывают мгновенно и в экстремальных условиях. Вот и со мной был момент истины.

Тут мой приятель, из питерских, не удержался:

- Так ты что, Игнат, истину вдруг постиг? - вот же скотина: лицо у него абсолютно серьезное при этом вопросе, голос участливый...

- Нет, истину я не постиг, но я увидел путь к истине, ОН мне его подсказал.

- Кто... он?

- Кто надо, дружище. Тебе-то какая разница? Так... У нас есть время? Сколько мы еще здесь пробудем?

- Где-то с час. Нам обещали показать реставрационную мастерскую, потом...

- Я один погуляю, тут вас подожду.

- Может быть, попросить у...

- Никого и ни о чем не надо просить. Я хочу погулять здесь один. И вас подожду, сколько потребуется, мне не в тягость. Всё.

Да, была минута, был искус: бросить в прах не только бумажник с ключами, всю прежнюю жизнь оставить там, за порогом обители святой... Чтобы с нуля, как младенец, пока душа омыта правдой и верой, и чтобы отныне никакая скверна к ней не налипла...

Вот так, в этот безмятежный осенний день, в святом и древнем месте, вся моя прежняя жизнь в одночасье перевернулась, вывернулась наизнанку, вытряхивая дрянь и мусор из самых темных, самых глухих и потаенных уголоков моего Я... И сердце мое колотилось как бешеное: в грудь, в легкие, под самое горло... но в тот день оно - не болело...

Однако же не бывает в жизни правды и веры, если ты хочешь получить их на халяву, за счет других людей: дескать, Бог со мной и тогда черт с ними со всеми...

Я - не только раб своему делу, но и добровольный слуга своему слову: на мои плечи сложены и свалены заботы, чаяния и даже судьбы стольких людей, что если все это я пущу по воле волн, забуду, сбегу, а если говорить прямо - предам их всех... Боюсь, при таком жлобском раскладе сто тысяч праведников и пустынников не сумеют замолить этот мой грех перед Господом.

Вот так меня всего, душу мою, один раз вывернуло и тут же, без передышки, еще разок и тоже наизнанку, и опять - всего меня до донышка. Вроде бы - на место встал, раз дважды наизнанку, ан нет: я уже другой! Дальше думаю и сам себя спрашиваю:

- Что же мне теперь, опять в колесо - ногами перебирать?

- Да, - ответил я себе тогда, - вывернись наизнанку еще раз - и вперед! Забирайся - и побежал! Именно так! (Сколько раз, бывало, жалуются мне коллеги и приятели: пять лет, мол, как создал предприятие, а денег только-только на зарплату - и тогда, и теперь... Когда же просвет? Я им в таких случаях всегда отвечаю: работайте - и все будет!) Вперед и вперед, даже если тебе - неделю, и год, и пять - кажется, что это бег на месте! Если ты мужчина и воин, если ты веришь в себя и в Бога - докажи это, пройди всю дистанцию, какова бы она ни была по времени и расстоянию. ПРЕОДОЛЕЙ ЕЁ. И не просто преодолей - не дай огню погаснуть, огню, который зажег в тебе сам Господь Бог и велел нести его и беречь, огнь, имя которому - твоя душа. Вот что со мной было тогда, вот что я понял в тот памятный день в святом месте на Псковской земле...

И с тех пор все коллеги и друзья мои думают, что я тот же, хорошо знакомый им Федоров Игнат Александрович, и они где-то правы, а все же я сделал шаг, поднялся на некую ступеньку, откуда мне видно то, что раньше было сокрыто для моего разума и души...

Я предназначен идти и бороться! И я пройду этот путь, и я не дам огню погаснуть, и я сумею пересилить, перейти, обуздать поток, который заставляет меня вращать бесконечное колесо! Я смогу сделать это и перестану быть рабом лампы. И вот тогда - и только тогда - я взойду на гору, оглянусь не спеша и решу, что мне делать дальше, как и чем жить: в монастырь ли идти, оберегать свет и покой, до меня и для меня сберегаемый вот уже пять столетий? Или сидеть с удочкой на берегу нескончаемой воды и ни о чем не думать отныне? Или жить пустынником в избушке, помышляя о вечном посреди безмолвного леса? Или вновь набрать команду отчаянных ребят и пробиваться вверх, в какие-нибудь Президенты с большой буквы?

Посмотрим... Но каков бы ни был мой выбор, он будет сделан не от отчаяния, не от бессилия, а с позиции силы и совести, потому как без совести - и победы нет настоящей, а слабым я только перед Ним себя чувствую.