В широких проходах фланировали нарядные дамы, сверкая бриллиантами на обнаженных руках и шеях, и флиртовали со знакомыми мужчинами. Но те уже были заняты, и дамы ждали своей очереди.
Вдруг сцена вспыхнула электрическим огнем. Начинался «десятый номер». Зал взорвался аплодисментами. Завсегдатаи восторженно закричали: «Томпсон! Серверская!» Они приветствовали знаменитый дуэт: негра и белую женщину. Танцовщики выскочили из-за кулис и с ослепительными улыбками стали вихрем носиться по сцене, выделывая ногами что-то невероятное.
И в ту же минуту в зал вбежала женщина лет сорока пяти, роскошно одетая и ужасно растрепанная. Она дико озиралась по сторонам, ища глазами Гавеле.
Увидав управляющего в компании какой-то шансонетки, она подбежала, изо всех сил толкнула его и со злостью крикнула:
— Остановите! Он умер… Остановите!
Гавеле пригладил ладонью лысину и спокойно ответил:
— Это невозможно. Гости пьяны.
— Он умер! Остановите! — надрывалась жена владельца.
— Говорю вам, нельзя! — попытался втолковать ей Гавеле. — Все пьяны в стельку.
Женщина с ненавистью посмотрела на публику, на сцену и бросилась к ближайшему столику:
— Расходитесь! Он умер!
За столиком сидела изрядно пьяная еврейско-испанская танцовщица Розальда.
— Ой, это же наша милая хозяюшка! — воскликнула она и расхохоталась. — А где хозяин? Почему не пришел? Я его обожаю…
— Он умер! — дико вращая глазами, голосила хозяйка. — Понимаете?! Умер!..
— Что вы несете? — рассердился один из посетителей, сидевших с Розальдой за столиком, тоже заметно пьяный. — Кто умер, где умер? Успокойтесь, посмотрите лучше, как танцуют…
— Умер, говорю вам… — Женщина не могла найти слов, чтобы объяснить, что случилось.
Рыдая, она металась от столика к столику, от ложи к ложе, просила гостей разойтись, но никто не понимал, чего ей надо и почему она плачет.
Старенький генерал, до которого она тоже попыталась докричаться, погладил ее по шее и наивно спросил:
— Тайбеле, ты что? Умер? Как это умер?
И, добродушно улыбнувшись, усадил ее на соседний стул и предложил бокал шампанского.
1911
Официант
Осенью в ночном кафе появился новый женский оркестр — шесть девушек.
Несмотря на сырую, дождливую погоду, все они носили девственно белые одежды, которые очень им шли. Но особенно хороша была первая скрипка, юная брюнетка. Она играла стоя. Высокая, стройная, со смычком в руке, она выглядела словно молодая королева, которая сейчас отдаст приказ, и все — и хозяин, и официанты, и посетители — кинутся его исполнять. Но, доиграв очередную пьесу, брюнетка садилась на место. Она тихо переговаривалась с остальными девушками, изредка бросая на посетителей равнодушный взгляд.
Посетители, в основном молодые люди, от нее глаз не могли отвести, но ни один не осмелился подойти и угостить ее вином или коньяком, как принято в ночных заведениях с женскими оркестрами. Лишь некоторые, восхищенные ослепительной брюнеткой, подзывали старшего официанта, высокого, длинноусого блондина в черном фраке, и спрашивали, указывая на скрипачку глазами:
— Битте зэр, ист зи цум хабен?[81]
Официант поворачивался к оркестру и, секунду подумав, отвечал совершенно неподобающим образом, раздраженно и зло:
— О, найн! Готт бехите![82]
Он знал, что это неправда, и, значит, он плохо служит своему хозяину. Наоборот, он обязан познакомиться с ней поближе, дать ей понять, как она пленяет сердца, и склонить к тому, на чем и он, и хозяин кафе смогут подзаработать.
Но впервые с тех пор, как стал официантом, он не думает о верности хозяину и о заработке. Эти новые чувства беспокоят его: «Что за напасть?» Подумав, он решает зайти к ней в гримерку и сказать то, что должен сказать любой честный, порядочный, преданный хозяину официант. Но от решения не остается и следа, стоит лишь увидеть ее гибкую фигуру, легкий смычок в руке и спокойный, ясный свет ее глаз…
— Ист зи цум хабен? — прерывает его размышления рослый, жирный посетитель.
— Абер найн! Вас заген зи?[83] — Он сам пугается, что ответил таким тоном.
Хозяин уже сделал ему замечание, что в последнее время он невежлив с посетителями.
«Вы забываетесь!» — предупредил хозяин.
И официант твердо решил, что поступит как должно и выяснит у нее, действительно ли она «ист цум хабен».
А выяснить стоило: как-то в кафе заглянул банкир Либерган, крупнейшая фигура в мире финансов. Такой посетитель враз озолотить может.
И когда он спросил, указав на брюнетку: «Ист зи цум хабен?», официант ответил как можно учтивее: «Сию минуту узнаю, герр банкир».
Брюнетка как раз ушла в гримерку поправить волосы. Он вошел следом и, оказавшись с девушкой наедине, замер, пораженный ее ослепительной красотой.
— Что вам угодно, господин «обер»?[84] — весело спросила скрипачка, положив ему на плечо теплую, мягкую ладонь.
Официант набрался храбрости:
— Простите… Многие наши гости очарованы вами, но это босяки, голодранцы… А сейчас банкир Либерган спрашивает… можно ли вас…
— Банкир Либерган… — прозвенел ее голос. — О да, я о нем слышала. Говорят, он очень богат. Пожалуйста, передайте, что ради него я освобожусь раньше.