Такие люди были раньше

— Маленькое местечко, — говорит кузнец, — всего-то шесть улочек да рыночная площадь. Ну, гойские улицы не в счет, понимаете? И в таком местечке собираются строить фабрику. Фабрику! Ужас…

— Фабрику! — Я под столом пинаю ногой своего соседа.

— В «Тойсфес» смотри! — орет ребе. — Да вы что! — снова обращается он к кузнецу. — Фабрику, здесь, в местечке? Они что, с ума посходили?

— Спичечную фабрику.

— Спичечную фабрику! — Я опять пинаю под столом соседа.

— Эй, ты будешь в «Тойсфес» смотреть или нет?! — орет ребе еще громче и хватает меня за ухо. — Спичечную фабрику? — Он таращит глаза от удивления.

— Да, представьте себе, у нас в местечке строят спичечную фабрику.

— Совсем с ума сошли, — смеется ребе. — Сколько нашему местечку спичек надо? Ну, пускай сотню коробок в неделю. Стоит оно того? С ума сошли…

— Учтите, — спокойно объясняет кузнец, — что фабрика не только для нашего местечка спички делать будет. Вы ж понимаете, они везде нужны. Вот, например, борисовские. Борисовские спички во всем мире славятся. Золотое дно!

— Ну, тогда, — морщится ребе, — тогда, конечно, другое дело. Наверно, смогут неплохо зарабатывать…

— Неплохо — не то слово! Озолотиться можно!

— А кто фабрику строит? — спрашивает ребе.

— Какой-то богач из Минска. Ищет, куда деньги вложить.

— И где она стоять будет?

— Отличное место нашел, у речки. Прекрасное место!

— У речки! — невольно выкрикиваем мы в один голос и переглядываемся.

— В «Тойсфес» смотрите! — орет ребе. — Лайдаки деревенские!

— У речки! — Я опять пинаю под столом своего приятеля, и мое сердце переполняется непонятной радостью, перед глазами встают фантастические картины.

Хочется упасть в ноги кузнецу Бёре и умолять: «Реб Бера, прошу вас, скажите, это правда? Неужели фабрика будет у самой речки? Прямо у речки?»

Поверить не могу такому счастью.

*

После Пейсаха фабрика была готова. Мы всем хедером побежали на нее посмотреть. Ее вид испугал нас. Издалека зло смотрели высокие трубы, и казалось, они хотят уничтожить все поля вокруг.

— Какие трубы высоченные! — показал на них один из мальчишек, Яшка.

— И гудят! — робко заметил другой мальчик.

— Давайте поближе подойдем. Чего испугались? — подбодрил третий.

— И правда, чего бояться-то? — согласились остальные. — Давайте!

Мы подошли и остановились у речки. Вода тихо и грустно журчала. Почудилось, что речка плачет, и я подумал, что она тоже боится огромной фабрики.

Речка произвела такое впечатление не только на меня. Мы все теперь смотрели на нее, а не на фабрику. Кто-то вздохнул:

— Мутная вода стала.

— Грязная! — подтвердил другой.

— Это из-за дыма из труб.

— Жаль речушку! — усмехнулся один из мальчишек.

— Дурак! — Мы тоже засмеялись, но у всех на душе стало больно до слез.

*

Вот и Швуэс не за горами. День выдался жаркий, и мы, сидя в хедере, без конца поглядывали в окно на тени домов, ждали, когда солнце сжалится над нами, начнет опускаться куда-то за крыши, и наш злой ребе наконец-то нас отпустит.

И вот уже в тени скрылась вся улица. Пастух гонит стадо, и ребе отпускает нас на свободу.

— Купаться! — выкрикиваем мы в один голос и бросаемся вниз по улице, к речке.

— Слышите, как свистит? — озабоченно говорит один из мальчишек, прислушиваясь к далекому фабричному гудку.

— Пускай свистит! Веселее купаться будет, — отмахивается второй.

— Верно! — соглашаемся мы, словно надеемся себя обмануть.

Но чем ближе подходим к речке, тем сильнее страх. Как ни бодрись, сердце все равно чует беду.

Я бегу все быстрее, лечу стрелой, увлекая за собой друзей, и на берегу останавливаюсь как вкопанный.

— Нет больше речки, братцы! — кричу чуть не плача. — Пойдемте отсюда!

Дз-з-з! — свистят фабричные трубы.

Дз-з-з!

Мальчишки подходят, наклоняются к речке, и мы дружно вздыхаем, как на похоронах.

Вода застыла, словно остатки холодного супа в тарелке. На поверхности плавает мусор: щепки, поломанные спичечные коробки… И незнакомая, резкая вонь.

Мы стоим, понурившись, и вдруг сзади раздается низкий голос:

— Эй, вам чего тут надо?

Оборачиваемся и видим высокого толстого лысого еврея. Он смотрит на нас, довольно улыбаясь.

— Чего надо? — спрашивает он снова.

— Купаться пришли! — вырывается у кого-то из нас.

— Ха-ха-ха! Купаться! — хохочет толстяк. — Ну и чего ждете?

— Мы раньше тут купались, — сквозь слезы объясняет другой мальчишка. — Раньше вода чистая была…

— «Раньше, раньше…» — передразнивает пузатый еврей. — В чистой воде любой купаться может, а вы теперь попробуйте! Ха-ха-ха!

Он издевается над нами, и один из мальчишек, побледнев как покойник, кричит:

— Чтоб она сгорела, ваша фабрика!

— Ха-ха-ха! — смеется лысый. — Пошли вон отсюда!

Мы брели домой, а в ушах стояли хохот толстого еврея и вой фабричных труб. Казалось, мусор не в речку, а в душу выкинули.

— Чтоб она сгорела, эта фабрика! — вздыхали мы всю дорогу. — Речку изгадила…

Долго, долго мы оплакивали нашу речку и еще дольше проклинали спичечную фабрику.

1901

Три врага