А потом Ковалева вызвали в горком партии. Разговор был тяжелым и долгим. Академику предъявили кучу документов, доказывавших то, что он давно и тяжело психически болен. Среди документов были бумаги из института, в которых сотрудники его лаборатории описывали превеликие странности академика: неадекватное поведение, агрессивные высказывания, провалы в памяти. Сотрудники выражали беспокойство по поводу здоровья Ковалева и все, как один, твердили о том, что он работает по двадцать четыре часа в сутки и переутомляется. В бумагах описывались различные истории, происшедшие с академиком, которые Ковалев совсем не помнил. Там были и случаи его неправильного поведения во время пребывания за границей. Этого Ковалев тоже не мог вспомнить.
– Да не было этого! – возмущался академик. – Мне не верите, вызовите Татьяну Вдовину, она была со мной на конференции в Штатах.
– Вы имеете в виду вашу любовницу? – сухо осведомился руководитель отдела горкома партии.
Ковалев поперхнулся. Он никогда не думал о Тане как о любовнице.
– От нее у нас тоже есть заявление, – продолжил руководитель отдела, – можете ознакомиться.
Эдуард Васильевич взял в руки документ, который был завизирован по всем правилам.
В заявлении Татьяна писала о странностях академика, которые давно замечала и которые в последнее время резко усилились. Она писала о том, что очень озабочена тем, что психически неуравновешенный человек руководит сложнейшими исследованиями в области физики. Татьяна предлагала закончить исследования без участия Ковалева. Она указала в заявлении, что пострадала от академика и лично, так как он принудил ее к сожительству, не разрешает выходить замуж и родить ребенка. В заключение Татьяна просила защиты от академика у горкома партии.
Эдуард Васильевич был ошеломлен. Он потребовал личной встречи с Татьяной. Сотрудник горкома тут же набрал ее телефонный номер и передал трубку Ковалеву.
Татьяна заявила, что на встречу не приедет, так как боится академика.
– Таня, что происходит? Чего ты боишься? – кричал Ковалев.
– Во время нашей последней встречи ты едва не задушил меня! – закричала в ответ Таня. – Я до сих пор болею!
– Но этого не было! – воскликнул потрясенный Ковалев.
– Ты давно страдаешь провалами памяти, – отчетливо проговорила Таня, – просто я тебе раньше этого не говорила. Она положила трубку.
– Хотите, мы привезем ее сюда? – любезно спросил сотрудник горкома партии. Ковалев отрицательно помотал головой. Он еще не понимал, что происходит.
– А давайте-ка мы вас подлечим! – ласково предложил работник горкома. – Поместим вас в замечательные условия! Вы нам еще нужны! Мы бережем свои научные кадры!
– Подождите, – произнес академик, – моя жена Катя может вам подтвердить, что я вменяем и не страдаю провалами памяти.
– Вы в этом уверены? – сочувственно произнес партийный работник. – Знаете, от нее тоже поступило заявление.
– Как? – поразился Эдуард Васильевич. – И от нее? И что же она пишет?
– Выражает озабоченность вашим состоянием здоровья. Просит помочь. Спасти вашу светлую голову. Боится проживать с вами совместно, так как вы недавно курили в постели и чуть не устроили пожар.
– Я курил в постели? – снова поразился знаменитый физик. – Я хочу немедленно видеть свою жену.
– Пожалуйста, – ласково кивнул горкомовец, – сейчас же едем к вам домой.
Эдуард Васильевич ехал к себе на квартиру с тремя сотрудниками горкома партии. Он понял, что одного его уже никуда не отпустят. Он очень надеялся на Катю. Она знала его с юности. Эдуард уважал свою жену и считал ее честным и бескомпромиссным человеком. Он не верил, что Катя могла написать такое заявление.
Подойдя к квартире, Эдуард Васильевич услышал музыку, голоса и смех. Создавалось впечатление, что в квартире праздник. Однако удивляться было некогда, и он позвонил. Наконец дверь распахнулась. На пороге стояла жена. Она была в нарядном платье с красивой прической.
– У нас что, гости? – спросил Ковалев. – По какому случаю?
– Ты забыл, бедненький, – ответила жена жалостливо, – сегодня – день моего рождения!
– Как сегодня? – изумился Ковалев, – а какое сегодня число?
– Ничего, ничего, – быстро проговорил сотрудник горкома, который беседовал с академиком раньше, – ну, забыли, бывает. Вы слышали, товарищи? – обратился он к другим сопровождающим. Те дружно закивали головами.
– Пойдемте-ка с нами, – ласково обратился горкомовец к академику.
– Куда? – успел еще спросить Эдуард Васильевич.
Но к нему уже спешили санитары. Что было дальше, академик уже действительно не помнил.
– Вы мне верите? – спросил мой академик.
– Ужасная история, – ответила я, – искренне вам сочувствую, но поймите меня тоже, я – на работе, и должна вам задать положенный вопрос: – Какова цель вашей консультации? Чем я сейчас могу вам помочь?
Мысленно я уже нарисовала себе картину дальнейшей жизни Ковалева. Видимо, его выпустили из клиники, когда он стал никому не интересен и политическая ситуация в стране изменилась. Но карьера его была загублена. Иначе, почему он работал сантехником в детском санатории?