Такие обстоятельства

Иногда на балконе над ними появлялись посетители и было неизвестно кого в этот раз бог сюда занёс: любознательных школьников или руководителей государства. Привлечённые из отделов обычно располагались в подсобном зале управления на втором этаже. Здесь были свои мониторы и царила вольная атмосфера. В главный зал спускались для переговоров с бортом и непосредственного участия в бортовых операциях, а также по вызову руководства полётом. Остальное время проводили в техническом. Из ЦУПа мгновенно распространялись полётные новости и нюансы полёта. Снабжавшую новостями Светлану в другом бы месте обозвали сплетницей, но не здесь. У нас она числилась старший инженером лаборатории полезных нагрузок. Забавны бортовые термины. Как будто другие полётные грузы – бесполезные и каждый полётный грамм не был ценою серебра.

Вернувшись со смены, Светлана покрутила головой: «Ой, такое было», а затем обстоятельно пересказала подробности. Всё это было важным, ведь в ЦУПе реализовалась работа лаборатории и атмосфера там определяла, как она пойдёт.

В большой кураторской комнате зрели собственные плоды бытовой философии «Почему, да отчего?» Отчего новенького не посадили со всеми в их большой комнате? Что-то задумывается и чем оно грозит всем? Они и так реально настрадались в минувших пертурбациях, хотя и верили, что шеф вывернется. Удача не оставит счастливчика и лабораторию. Блажен, кто верует, а если ничего не остаётся, то поневоле махнёшь рукой. Но нововведения настораживали, а кульбиты в ЦУПе удивляли. Цуповские порядки казались схожими с дорожными правилами, и ведь бесполезно спорить с ГИБДД.

Случившееся можно было посчитать неким негласным началом. Фрагментом чего-то крупного, неофициального, существовавшего до сих пор. Прежде на первом плане была работа и несущественны отношения. Отношения складывались само собой. Теперь выходило, наоборот, и что из этого получится становилось загадкой? Тем самым был разом сдвинут и заскользил огромный наработанный пласт работ.

По КГК – Крупногабаритным космическим Конструкциям мы с Воробьевым не чужие. Нас можно смело назвать пионерами КГК. Работали рука об руку. Он в открытом космосе, я на связи с ним. У нас тогда было полное понимание. Теперь иная ситуация: «нос к носу и глаза в глаза», а понимания нет. И возникало сомнение: лучше ли новое устоявшегося и заслуживает ли права быть? Тем самым перечёркивалось и нечто большее – правомерность сложившегося порядка. А может в его основе всего-навсего бытовой садизм. Удовлетворение болезненного эго.

КГК земные и космические.

Почему подобное отношение ко мне? Когда-то мы были на разных ступенях служебной лестницы. Он был для меня в массе готовящихся. Таких полно в «греческом» зале. Со всеми он, правда, в зале не сидел, крутился в своём комплексе. Том самом, что возник моими усилиями.

Когда-то я начинал. Написал отчёт по двигателям и доложил его с подачи Раушенбаха перед Келдышем, Петровым, Ваничевым. А с переходом в ОКБ к Королёву начинали вдвоём с Князевым. Теперь это комплекс и им руководит Эдик Григоров, что был у меня техником, которого я в основном в магазины посылал покупать первые приборы для стенда.

Теперяшний смотрелся мальчиком, когда тогдашний руководитель полётами и всеми лётными работами Алексей Елисеев спросил меня, советуясь:

– Кого выбрать на полёт? Сереброва или Воробьева?

Я был в затруднении. Не нравились мне ни тот, ни другой. Серебров по личным качествам, а Воробьев? Стоит на его компанию взглянуть.

Мы редко пересекались. Разве что на космодроме, где он командированными из ОКБ руководил. Но всё это вскользь. Он был тогда для меня слишком незначительной величиной. Не свой и не посторонний. Невидимые нити связывали нас.

Серебров или Воробьев? Серебров отлетал раньше.

Не думаю, что он ничего не понимал. При всей теперешней исключительности и обласканности ему светили лишь заслуги организационные и оставались скрытыми глубины, о которых он подростком мечтал. Основы основ. Познание физических закономерностей мира, что таит вселенная, что скрыты до последнего времени в недрах атома и чудовищно реализованы и до истинного настоящего ему далеко. Обладая трезвым умом, он понимал, что этого ему не дано и время ушло и оставалось только разделять и властвовать внутри микромира зала управления и комплекса.

Ещё требовался истинно преданный человек. Он повсюду его искал, часто ошибаясь, но не сдавался и продолжал искать. Им мог оказаться любой, карьерист или скромная девушка. Важна их внутренняя суть. «Преданный без лести» сказано о таких. Нет, лесть не помешает, а скорее поспособствует. Кому-то он помогал и как безответный альтруист. С виду получалось похоже. Отличие состояло лишь в том, что там добро выдавалось бескорыстно, а тут с умыслом.