Территория наша именовалась «островом свободы», была на отшибе и посещалась начальством в исключительных редких случаях, бывших наперечёт.
Наши отношения с шефом узаконились. Интуитивно я что-то чувствовал и тормозил. Случались, правда, застолья «по поводу», на одном из них меня понесло. Бог награждает всех по-разному. Мне обломилось то, о чём я и не подозревал. Редкий и мало используемый дар красноречия. Ещё в школе пророчили мне лавры гуманитария, что походило на подарок с намёком, как лавровый венок от вождя племени каннибалов. Правда, в какой-то мере я время от времени подобное подтверждал, написав как-то раз на контрольном уроке сочинение в стихах, хотя и упорно развивал в основном способности к математике.
Время от времени, особенно в подпитии на меня накатывало, тянуло красиво говорить. У шефа в застолье я разразился о тыле мужественных жён.
– За Надежду Николаевну, – упомянул я молоденькую хозяйку дома.
– И Анетту Кирилловну, – быстро добавил шеф.
– И Анетту Кирилловну, – добавил я автоматически, недоумевая, она-то причём? Не подозревал я об их особых отношениях, как и о многом, выступая ради «красного словца». Стас – муж Аннеты тоже присутствовал. Он наш общий сослуживец. Характеризуя его, я отмечу, что Стас- красавчик, но слабоволен и не боец. Соседство с шефом для него – глубокий омут и он смирился с тем, что его ждёт. Он извлекает даже пользу для себя. Сдают ведь в наём жилплощадь и вещи. Мне жаль его. Бог ему судья.
В терминах кадровой политики шеф был вечно гонимым. Там и сям, как правило, изгоняли его за самоволку. Подразделение своё он при этом не терял. Сотрудники верили ему и шли за ним, рассуждая: «Не там, так тут». Их звали «кабевскими цыганами». Наконец, они нашли приют на третьей территории, в отделе Берлатого. Лаборатория и тут представляла своего рода вольный табор. Надзор над ними осуществлял в какой-то мере Викто́р. Семейные передряги сделали шефа невыездным в те времена.
Международное сотрудничество в космосе тем временем ширилось. В закрытом ОКБ открыто застучал колёсами поезд международного сотрудничества. От отдельных экспериментов перешли к международным полётам. Слетал на неделю в космос даже первый французский космонавт. Во время визита во Францию Генерального секретаря ЦК КПСС Михаила Горбачёва договорились о втором полёте француза на станцию «Мир». В исходном совместном совещании участвовал шеф, а на второе, уже во Франции он предложил меня. Наверное, это стало ударом для Викто́ра.
Викто́р был обычно с нами и одновременно где-то ещё. Теснота рождала общение и секреты становились секретами полишинеля. Шеф спускался с высот первой территории, и они с Викторо́м обменивались репликами.
Был я тогда в новом качестве, ещё никто и никем и не вникал в их глубокомысленные разговоры. Что-то у них не ладилось. В целом. Неутешительный итог. Они обсуждали ситуацию.
– Признайся, мы в этом самом по это самое.
– Нам нужен ход, – задумчиво размышлял шеф, – нестандартный.
– Вроде хитрости Кира против мидийцев, выставившего вперёд верблюдов., – откликался Викто́р, – Помнишь?
– Да, что-то с верблюдами.
– Незнакомого верблюжьего запаха испугались мидийские кони. Или эффект Майнерцхагена. Когда по его задумке на турецкие позиции сбросили набитые опиумом сигареты. Изголодались турки тогда в окопах по куреву и накурились до одури. Сопротивление – ноль. Британцы легко взяли и Иерусалим, и Палестину.
– Нужна изюминка. Без трюка, – уныло подвёл черту шеф, – потуги наши – пусты.
И кто тогда мог подумать, что нужный ход подскажу шефу именно я. Поднесу на блюдечке с голубой каёмочкой. Не сразу, но всё же сработает «ружье», повешенное этим разговором. Однако обо всём по порядку.
Время от времени Викто́р выходил в народ и консультировал кураторов, отвечая с улыбкой на любые вопросы. Каждому по-разному. Мне он отвечал, казалось, несерьезно. «Почему, – спрашивал я его, – он не ходит на первую территорию, на совещания, где решается многое?»
– Разделение у нас, – отвечал он. – Верха – епархия Владимира. Моё правило – подальше от руководства. Там особенный синклит и окружающим нужны особые свойства. Протекции мало. Как учит история? Говоря об Ироде, называют его Великим. За что? Не за историю с младенцами. За злодейства не станут хвалить. Умелая лесть помогла Ироду уживаться с разными римскими императорами. Льстить нужно уметь. Оно везде – вечное, проверенное.