Такие обстоятельства

– Я только хотел предложить…

Она выходит в секретарскую, спрашивает:

– Есть у вас поднос?

– Блюдо…Меджиеи?

– На чём вы носите МихВасу чай… и спички.

– Нет, спичек нет. Есть зажигалка.

Представляю как секретарь заносит МихВасу чай. Обязательно в подстаканниках. МихВас непременно любитель старины. Он немного чудной. Это его данность. Он герой и лауреат и всё такое прочее, а пришедшего способен заговорить. Насмерть. Придумывали способы спасения. Звали к междугороднему телефону.

Неважные записи. Но их при желании можно истолковать, представить особым секретным материалом для передачи кому-то и куда-то. По-своему истолковать. «Зачем делать записи в неоформленных бумагах и дома? Не затем ли, чтобы их куда-нибудь передать?» Так рассуждая, легко зайти в непроходимые дебри. Мало не покажется. Способно отразится на семье.

По обоюдному согласию мы на подносе сжигаем бумаги, и они на нём теперь кучкой пепла, рядом с протоколом

Такое пришедшему, наконец, режимщику не могло понравиться.

– Да, вы… Да, я…Это нарушение… Не соображаете?

– Будете подписывать протокол.? Остальные подписали.

– За это ответите… Кто из вас решил?

– Решила комиссия.

– Вижу не соображаете…Да если я… Так я вам и поверил…

– Ваше право. Есть акт. Подписывайте. Нечего тянуть кота за хвост. Не хватает только вашей подписи…

И он подписывает. Он – последний, как принято выражаться у суеверных космонавтов крайний. А что остаётся ему, хотя не ясно чем дело закончится? Режимщики – особый народ.

Инцидент завершается бескровно, хотя и в нарушении порядка, но, в общем и целом, можно сказать, обошлось.

С тех пор мы с великаншей испытываем друг к другу симпатию. Киваем при встрече, вспоминая шутим:

– А что, если я не подпишу?

– Заставим.

– Настаиваете? Да, вы в своём ли уме?

– Трудно сказать.

Нам вместе просто. Мы одинаковые и общаемся. Обмениваемся книгами. Мы – физики-лирики. Должно быть забавно смотреть на нашу пару со стороны.

Викто́ра не стало. Некем заполнить возникшую пустоту. Возможно, это исходным моему сближению с ядерщицей-великаншей. Помогли друг другу в трудную минуту. Между нами ничего кроме симпатии. Да, и не могло быть. Мы разной породы, но без слов друг друга понимаем.

Встречаемся иногда как старые знакомые, доброжелательно кивая при встрече. Она сверху вниз, я на уровне её груди. Наверное, комично, когда кавалер смотрит на подругу снизу вверх. Но мы этого не замечаем. Нам просто удобно вместе. Разницы в отношениях нет.

Встречаемся в столовой, на переходах, в коридорах. Перекидываемся репликами, обсуждаем мимолётное, близкое текущее. Сталкиваемся и вне работы. В книжном магазине «Дружба» и зоомагазине на Арбате. Мы даже с ней как-то посетили выставку картин Леже.

Мы с ней разные. Мне раз в голову пришло: «А не познакомить её с космическим зайцем?» и этим позабавить? Мужа её я не знал. Он у нас не работает. Да, и при чём здесь муж? Как говорится, «Вы, красавицы, – не мужьи, а божьи. И не известно ещё с кем он вас сведёт?». «Заяц» был из тех, кто в службе космонавтов безоговорочно поддерживал меня. Парень он – неплохой. Простоват. И мы случайно сблизились.

«Космическим зайцем» прозвали его между собой за странную, но вполне реальную задумку, о которой вслух даже неловко говорить. Он явился носителем забавной сверхидеи. За что и прозвали его в космодромных кулуарах.

«А что особенного? – прилюдно рассуждал он. – Очень просто остаться в бытовом отсеке перед полётом и очутиться инкогнито на орбите. «Ich bin hier». Развея тем самым басни медиков о здоровье и весь этот липовый героизм». Наверное, он бы и осуществил эту идею не откройся ему новым проектом быстрое обогащение. Они с шефом и Таисией составили как бы бригаду быстрого реагирования, околачиваясь где-то во вне и являясь на время в НИЦ вечно голодными, торопливо в буфете продолжая обсуждать свои надуманные дела. Меня он смешил своим сексуальным бзиком. Закрутить любовь с великаншей. Он где-то прослышал, что с великаншей – особенный секс и прямо жаждал его вкусить. Ещё я подумывал в лабораторию его привлечь. Работник он – неплохой и какой-никакой, а свой, но он вслед за Светланой Савицкой с головой нырнул в омут государственной думы, которую мы считали тогда, как и теперь, пустырём, на котором расцветают лопухи.

Лаборатория стараниями шефа представляла странный конгломерат прежних работников и новеньких, блатных, как правило детей ответственных работников, по утверждению шефа для дела даже более необходимых, играя роль смазки, облегчающей нужный ход. Они вносили в работу раздрай некомпетентностью и недисциплинированностью, которые пока считались шефом терпимыми. Исключением была Светлана. Она всегда была в рамках и потакала девчонкам. По праву старшей опекала их, хотя и в жизни и взглядами на жизнь была от них бесконечно далека.