Такие обстоятельства

Викто́р уже, казалось, прижился, и всё-таки не был своим. В коллективе лаборатории он вёл себя как иностранец. Он был вежлив, корректен и не более того. От него не веяло теплом, которое сближает. Он не делился, не жаловался и о нём в отличии от остальных мало знали. Практически не знали ничего. Работе это не мешало, скорее способствовало, но он был не свой. С научным институтом, из которого он перевёлся сюда, его связывала деловая пуповина. Телефонные разговоры, какие -то статьи для выходящего сборника, как будто от них он временно ушёл и вернётся. С лабораторной когортой он действовал как научный консультант, в отличии от остальных внешнему миру был открыт и вёл переговоры с заграницей. Курировал международные бортовые эксперименты, редкие пока, которые формально прикрывали сотрудники ИКИ и он считался по легенде из них, когда ездил за границу.

Не знали куда пристроить и некий вспомогательный административный аппарат проекта «Союз-Аполлон», созданный руководителем проекта Константином Бушуевым по западному образцу. Этот конгломерат секретарских «бумажных крыс» и переводчиков размещался в нашем корпусе на третьем этаже, куда его отфутболили «с глаз долой» с первой территории.

Избыточный кадровый резерв был руководству «бельмом на глазу», его следовало озадачивать и «мытьем и катаньем» начали присоединять к кураторам, осуществляя некий анабиоз созидателей и управляющих. На них поначалу с охотой грузили организационные хлопоты с билетами, общие переговоры, контакты с министерскими чиновниками из блатных, устроенных в выдуманные надстроечные органы вроде Главкосмоса, без которых прежде прекрасно обходились. И постепенно забирая вожжи, они превращались в определяющих и диктующих. Всё это, впрочем, свершилось при нашем попустительстве.

Плюсом бушуевских остатков было то, что они прошли оформление проекта «Союз-Аполлон». Как говорится, «трижды проверенные», в контакте с директивными органами. Кое-кто из них даже съездил на выставку в Канаду с экспонатами первых космических кораблей, но в целом этот коллектив находился в ждущем состоянии, готовый вцепиться в любую синекуру, связанную с заграницей.

Они охотно брали на себя неприятные организационные хлопоты, совсем не касаясь сути дела. Как позже выяснилось, это и стало «ахиллесовой пятой» кураторов экспериментов, но когда они это поняли, было уже поздно.

В очередной энный раз Викто́р с сопровождающим из оргпублики оформляли поездку в Париж. По мнению сведущих в серии длительных совместных бортовых экспериментов наметился было застой и вдруг что-то зацепило и поволокло, и стало интересно их продолжать, так что очередная поездка во Францию не только была итогом и надеждой на перспективы.

Со всех сторон мы окружены секретами. Кабинщицы со старинными наганами стерегли секреты в проходной. Прошитые рабочие тетради, опечатанные отштампованным пластилином, сдавались на ночь на хранение в первый отдел. А зарубежный кордон преодолевался разве что в фильмах о шпионах. И вдруг всё разом рухнуло. «Салют-6» стал не только международной станцией. Для ограниченного контингента сотрудников он стал как бы дверцей в волшебный мир за холстом с похлёбкой в каморке папы Карло. В основном они были из вновь заявленного блатного ИКИ, но и от предприятия в состав попала пара человек, Викто́р и переводчики, что съездили за рубеж с начальством. Начало этому было положено предыдущим проектом «Союз-Аполлон», открывшим заветную дверцу. Директором проекта с советской стороны Бушуевым даже было создано особое административное подразделение, некий секретариат с оформленным общением, отпасованный за ненадобностью на третью территорию с завершением проекта и теперь затаившийся в ожидании.

Для зарубежного оформления мало было мандатных комиссий и нужен был еще и сертификат по здоровью, чтобы избежать возможных закордонных медицинских затрат. И был налицо домашний секрет полишинеля, семейная тайна, которую разрешали, послав на медицинский тест другого родственника. Со схожим составом крови и неизношенным сердцем. Такая доморощенная подстава могла решить в нашей закрытой поликлинике проблему желанной бумажки, имея которую можно было спеть торжествующе: «У нас с тобой билет, у нас с тобой билет…»

Практика подключать к куратору сотрудников бывшего бушуевского секретариата заменяла сотрудников ИКИ и решала свои кадровые проблемы. В очередную заграничную поездку отправились Викто́р и Собачкин из секретариата-переводчиков. Закончив обсуждения и подписав протокол, они получили приглашение французского куратора, своего рода их визави, отметить завершение этапа у него загородом. Внепланово отлично отметили, а затем на парижской улице Викто́р вырубился. В гостях у француза-смежника, ответственного за эксперимент с французской стороны, они выпили вина, что могло рассматриваться, как криминал и грозило повлечь последствия. Поэтому хоронили Викто́ра торопливо и без вскрытия.