Такла-маканская кругосветка

Не торопясь иду вдоль торговых рядов, высматривая подходящую снедь. Мой водитель почему-то увязался следом. Откуда такой пристальный интерес к иностранцу? Конечно, залетный гость здесь в диковинку. Все понимаю, пустыня Такла-Макан «режимная», в районе озера Лобнор — атомный полигон. Но почему слежка такая демонстративная? А наглый шоферюга «пасет» клиента в открытую, не отстает ни на шаг. Иду к гостинице, «хвост» рядом. Авоська загружена припасами; надо бы еще прикупить помидорчиков. Значит, снова в овощные ряды. Но у «наружника» нервы не выдерживают; он хватает меня за рукав и тянет к стоянке перед гостиницей. Там — одинокая колымага, в ней — три пассажира. И только тут до меня доходит: отъезд не в 6 утра, а в 6 вечера, и не завтра, а сегодня! Смотрю на часы: уже 18.30!

Мы «на рысях» несемся в мой номер. Лихорадочно запихиваю вещи в рюкзак; на все про все — 5 минут. Мое место — впереди, рядом с водителем. С виноватой улыбкой извиняюсь за опоздание, а сам думаю: это какую нужно было иметь выдержку и такт, чтобы полчаса таскаться за непонятливым «лаоваем» и не показать на часы! И как я выглядел в глазах бедного китайца: мол, барин-европеец шатается по торговым рядам, зная, что пассажиры томятся на жаре в машине! Вот уж точно по Киплингу: «Запад есть Запад, Восток есть Восток, и вместе им не сойтись…»

Через 10 минут Цемо позади, и вот начались барханы. Все, что было раньше, ни в какое сравнение с этим «лунным» пейзажем не идет: это действительно «фирменная» пустыня, с песчаными дюнами, без всяких оазисов. Встречные грузовики попадаются редко, признаков жилья не видно. За все дни странствования по пустыне местные «гаишники» на дорогах не встречались. А тут началось: через каждые 40–50 км — постовой, и водитель-новичок, естественно, сбрасывает газ. Но наш шофер опытный, он знает, что эти фигуры просто муляжи — дисциплинирующий элемент.

По обеим сторонам дороги барханы закреплены «квадратно-гнездовым» способом: камышовые барьерчики задерживают песок, и суховей не выносит его на шоссе. А в 20–30 метрах по обеим сторонам от трассы тянутся непрерывные деревянные изгороди — еще один рубеж обороны от песчаных заносов. И так — десятки километров. Впрочем, удивляться не стоит — вспомним про Великую Китайскую стену… Но вот в романтическую атмосферу вторгается грубая проза жизни: один из пассажиров начинает лаяться по мобильнику с неведомым «смежником».

Смеркается, встречные машины проносятся мимо, ослепляя нас дальним светом. Переключать фары на ближний здесь как-то не принято. Вдалеке — трубы с газовыми факелами. Значит, идет добыча нефти, а сопутствующий газ сжигают, как у нас в Сибири. Нашу машину обгоняет ночной экспресс, автобус набит пассажирами. Откуда и куда? «Из Миньфэна в Урумчи», — объясняет шофер.

К Жуоцяню подъезжаем затемно. Под крышей автозаправочной станции порхают летучие мыши. Ужинаем в придорожной харчевне. Водитель выставляет к столу жареную курицу, пассажиры — пиво и лепешки. Кстати пришелся и мой арбуз, купленный «по незнанию», — чтобы скоротать вечер в гостинице. Жуоцянь — важный транспортный узел. Он расположен на полпути между Цемо и Корлой; направо уходит тысячекилометровая трасса в Голмуд — городок, откуда начинается путь в заоблачную Лхасу (Тибет). Загружаемся в машину, в небе над головой висит опрокинутый серп месяца. Денек выдался трудный, и организм берет свое: проваливаюсь в забытье…

…В салоне вспыхивает свет, просыпаюсь, смотрю на часы: 2 ночи. Мы в Корле. О ночлеге беспокоиться не надо: слева — гостиница, справа — автовокзал. Отсюда до Урумчи «всего лишь» день езды на автобусе. Кстати, поезд из Урумчи до Кашгара идет через Корлу. Значит, тут и «кругосветке» конец. Даже не верится, что цель достигнута. А ведь сколько было тревог и сомнений; их приходилось гнать прочь.

Трое шли по пустыне. Трое и верблюд. Шли они долго. Силы их были на исходе. У них давно кончились съестные припасы. Но главное — их давно мучила нестерпимая жажда. И вот когда все они были уже на пределе, вдруг вдали сверкнула под солнцем серебристая полоска света.

— Вода, — с трудом прошептал запекшимися губами первый путник.

Второй только протянул вперед руку, указывая на источник их спасения. Но третий сурово осадил:

— Мираж!

И все потеряли последнее, что у них было, — надежду. От горя и бессилия они замертво пали на песок. И только верблюд продолжал идти. Он действительно дошел до озера и вволю напился воды.

Трое шли по пустыне. Трое и верблюд. Дошел до оазиса только верблюд. Он ничего не знал о миражах.

В пустыне Такла-Макан было много чего «удивления и восхищения достойного». Это и двухэтажные автобусы, и мобильники, и ночные автобусы-экспрессы. Но прощальная прогулка по Корле добила окончательно. Иду по набережной реки Кончедарья и глазам своим не верю: над входом в здание вывеска с надписью по-русски: «Кафе-мороженое „Наташа“»…