Такое вот кино

Уютно было в плане созданного на базе комфорта, а вот в душе я томилась. Как бы я не притворялась счастливой и довольной, а изнутри меня точили именно те вопросы, которые задавать было нельзя. Я смотрела на Сашку, понимала, что он точно также заученно выдаёт счастливые улыбки, и от этого мне только хуже становилось, честно. Понимала, что он старается сделать мне приятно, наверное, для него это важно, но мне уже мало. Просто приятно - мне мало. А когда мы вечером прогуливались по берегу, держась за руки, как подростки, улыбаясь друг другу, подумала: как он себе представляет себе наши отношения через год, два? Что мы вот также будем гулять и сладко улыбаться друг другу? Или "нас" уже не будет, и проблема отпадёт сама собой?

- У тебя волосы отросли.

Мы сидели на открытой веранде, на диван-качелях, Сашка обнимал меня, и волосы мои перебирал. Я за день устала от заколки, волосы распустила, и Емельянов этим воспользовался. Даже улыбнулся, вполне искренне.

- В Испании короче были.

Я прядь со щеки смахнула.

- Надо подстричь.

- Да ну, мне нравится.

- А что тебе ещё во мне нравится?

- Всё, - сказал он, не помедлив ни на секунду.

Я же усмехнулась.

- Особенно, четвёртый размер груди, - подсказала я, и Сашка без промедления и с удовольствием отозвался:

- Да.

- И то, что я много говорю?

Емельянов в затылке поскрёб.

- С этим я научился мириться.

Я ахнула, после чего рассмеялась.

- Правда?

Он обнял меня, поцеловал в щёку.

- Почти.

Ну, как я могу на него злиться? Когда он так смотрит на меня, когда улыбается и обнимает, я даже обо всех наших разногласиях и непонимании забываю. Руки сами собой поднялись, чтобы обнять Сашку за шею, я его поцеловала, а потом сказала:

- Я тебя люблю.

- Угу.

Я глаза закрыла, от мгновенно опустившейся на душу тяжести. Сашка этого не видел, продолжал меня гладить, носом в мои волосы зарылся, а мне с трудом удалось дыхание перевести. Неужели, правда, не почувствовал перемену?

Как мне хотелось почувствовать себя счастливой, как тогда, в Испании. Когда было совсем неважно: любят ли тебя, что думают, о чём печалятся, что от тебя скрывают. Тогда нам с Сашкой было до безумия хорошо. Мы развлекались, танцевали, занимались любовью. Было так здорово, а всё потому, что я не думала о будущем и не строила планы. Дашка говорит, что в этом моя основная проблема: я без конца фантазирую. Я бы это фантазиями не назвала. Как жить, не думая о собственном будущем? Как жить, наплевав на то, как относится к тебе любимый человек? Невозможно постоянно развлекаться, у меня не тот характер. И в этом плане Дашка с моим Емельяновым общий язык бы точно нашла. Ей неважно, кто и что о ней думает, лишь бы всё складывалось так, как она хочет, легко и весело. Ей именно этого для счастья не хватает: бесконечного беззаботного веселья. Какие дети, какая любовь? Официальный брак - да, чтобы "счастливчик" в один прекрасный момент не позабыл о ней и не сбежал, по крайней мере, так просто, а всё остальное кажется Дашке излишними трудностями. А мне даже думать о сестре рядом с Сашкой неприятно, а уж осознавать близость их взглядов, относительно жизненных приоритетов, и подавно. Наверное, это мой крест, влюбляться в тех, кто не хочет от меня детей. Вовка вот от меня не хотел, захотел от своего оленёнка, а Сашка в принципе не хочет. Ему нравятся мои волосы, моя грудь, мои глаза и то, как я готовлю голубцы, но нашего общего продолжения он не хочет. И мне как-то совсем не легче от того, что повинны в этом тараканы в его голове, а не в моей. Потому что мои взбунтовались именно наперекор, и что теперь с этой революцией делать, не ясно. И жить спокойно не дают, и устроить полномасштабный бунт страшно. С чем я тогда останусь? Люблю я его, дурака, что поделать.

В общем, если бы не эти мысли, сопровождавшие меня весь наш с Сашкой отдых, пусть и совсем недолгий, то в город в понедельник, я, наверное, вернулась бы счастливой и умиротворённой. Но вся моя умиротворённость заканчивалась как раз тогда, когда Емельянов отворачивался. С моих губ тут же исчезала улыбка, и меня поглощали невесёлые раздумья о своей незавидной женской доле. Довелось раз в жизни принца встретить, так и то попался с червоточинкой. Откровенная невезуха.

Помню, сразу после нашего с Вовкой расставания, когда я страдала и переживала ни от кого не скрываясь, Ленка предлагала мне сходить к астрологу. Составить звездограмму моей жизни. Я тогда от души посмеялась над словом "звездограмма", и, конечно же, никуда не пошла. Сестрица же до сих пор уверена, что это я зря. Её вот это слово сильно впечатлило, она ходила, но что ей зазвездили, она до сих пор не сознаётся, только вздыхает каждый раз, чем подтверждает моё решение. Зачем мне знать, что всё плохо? Я и без всяких звёзд это знаю, я в этом "плохо" живу и даже счастлива бываю.

- Тань, ты чего молчишь? - спросил меня Емельянов по дороге в город. Видимо, не выдержал, я, на самом деле, долго молчала.

- Думаю, - призналась я.

- О чём?

Я смотрела за окно.

- О звездограмме моей жизни.

Сашка молчал, смотрел на меня, даже о дороге забыл. После чего головой мотнул.