Теперь, весной, Настя одна среди мужиков на Больших гарях, как и все, спину гнет, чтобы бесхлебицу прогнать. В колхозе она с самых первых дней. Ее сразу приметили — как для себя трудилась. Относились к ней уважительно — двое детей на руках, нелегко одной-то с ними. Дети подросли: старший, веснушчатый Семка, в школу ходил; младший, белоголовый Вадик, — в садик. Детсад бесплатным был — колхоз все расходы взял на себя. Разъезжает на выездном рыжем Кубике конюх дядя Петя Егоров по улицам с сеном в коробе и с колокольчиком на дуге, насобирает полный короб малышей и мчит их в детский сад к озеру. Там питание сытное было, хлеб настоящий, без примеси.
Сперва не было детсада. Но приехал представитель из района, врача с собой привез, и они два дня жили в Куренево. Даже в дома заходили, детей осматривали. Через четыре дня после их отъезда всех дошкольников в барак к озеру свезли. Наказ строгий был: чтобы дети не испытывали недоедания.
Малыши с того дня не знали, что такое голод… А я знал, потому что в школу ходил, а не в садик. Я завидовал братишке Славке — он ел досыта. Он знал это, и каждый день под вечер привозил мне стограммовый кусочек настоящего хлеба. За пазуху прятал, потому что ругали детей, если в карманах обнаруживали хлеб: значит, сам недоедает, а везет домой. Хлеб-то им по норме давался. Братишка, бедняга, и в садике переживал за себя, и дома за нас обоих. Узнает мать — может всыпать и тому и другому. Родителей всех предупредили: будет ребенок хлеб домой приносить — выпишут из садика.
Мы забивались в угол на печке или на полатях и выжидали. Как только мать выходила в сени или во двор, Славка извлекал из-за пазухи тот кусочек, и я, как голодный волк, съедал его одним жевком, не разобрав вкуса.
Правда потом, когда колхоз разбогател, через год и в школе кормили учеников бесплатно в большую перемену. Но мне не повезло — к тому времени я уже окончил Куреневскую четырехлетку и учился в районной семилетке в Таборах. А там бесплатные обеды не давали.
Сводку в контору с Больших гарей нарочный приносил каждый день. Из них выбирали и писали мелом на доске у конторы фамилии тех, кто больше вспахал или раскорчевал. С этой доски не сходили Михаил Татур, Ремигий Чернявский, Аркадий Цытович. Они и на лесозаготовках последние две зимы подряд ходили в самых почетных лесорубах. До девяти норм в день делали. Еще на слете передовиков Таборинского леспромхоза Мишу Татура премировали куреневским домом с вывеской на углу: «Здесь живет стахановец М. А. Татур». Дома-то еще за леспромхозом числились. Домом, а не деньгами Мишу Татур премировали, потому что он только что женился, куреневскую красавицу Таню Егорову взял. Это была первая женитьба в поселке. Они на пару и лес рубили, никто не мог больше их норму перевыполнить. Хотя все мужчины-лесорубы и на Больших гарях, на пахоте, в передовиках ходили, ворочая целину тяжелыми пароконными плугами с колесиками и самодельным ножом впереди лемеха. Ножи — чтобы коренья рвать, целину надрезать.
Старались на Больших гарях не только передовики, но и все колхозники. Решили же на ноги стать в этом году. Вот и спешили, вот и пластались. Много разговору было про Большие гари в те дни. А там, рассказывали, все горело: еще прошлогодний кипрей огонь лизал, еще в кострищах уголь не потух, а плуги уже в тех местах землю переворачивали. Огрехов вокруг пней уйма — плугом не всякий корень оборвешь. Следом шли с лопатами и те огрехи вскапывали. По готовому полю медленно, размеренно и гордо шагали с лубяными коробками на животах самые старые хлеборобы и руками аккуратно справа налево разбрасывали горстями зерна, которые тут же заделывались деревянными боронами в несколько проходов.
Перевернутая и разбороненная свежая земля лоснилась, словно политая потом колхозников. Выматывали всех Большие гари. Так выматывали, что один умер там на работе, а другого пахаря, на носилках принесли в поселок. Но жив остался, отошел. Даже кони еле дотягивали посевную. Им ведь тоже мало хлебного попадало — на подножном корме, на траве больше жили. А какая сила от молоденькой травы? Обман один. Овес хотя и давали, но велика ли та порция была. Где было взять больше, если в сусеках амбаров через месяц хоть метлой мети?
ПАСТУШЬЯ ГРАМОТА
Прошли дожди и смыли плесень, пыль, мусор. Лужайки, поляны, обочины полей и дорог дружно зазеленели однотонными коврами и дорожками. Проклюнулась травка и под лесом, в первую очередь на кочках. Но под лесом меньше солнца — трава там пореже. От этого ковер казался еще грязноватым — серая, отжившая прошлогодняя трава и подстилка не успели прикрыться зеленью. Только пышная ранняя медунка хвастливо возвышалась над всем и выглядела одинокой — она раньше всех своих цветастых соседок выставляет себя напоказ, не задумываясь, есть ей что показать или нет.