Такое запутанное дело. Когда конец близок

Успев расстаться с самыми дорогостоящими из сокровищ, наследники громких титулов все еще владели запасами ценных артефактов, и конечно, картина Рейнольдса представляла значительный интерес. Нью-йоркские корреспонденты лондонских газет, специализирующиеся на светских новостях и разного рода сплетнях, сочли новость достойной сообщения через океан.

Мордекай Тремейн сложил газету, обратил внимание на заглянувшее в окно весеннее солнце и неожиданно для самого себя решил наведаться в Национальную галерею. Ввиду обострившегося в последнее время интереса к художественному миру он решил освежить впечатления, тем более что давно не бывал в храме искусств. Разумеется, Тремейн не предполагал, что внезапно принятое решение вскоре приобретет особый смысл, и не подозревал, что судьба вновь руководит мыслями и поступками.

Мордекай Тремейн медленно переходил из зала в зал, прилежно рассматривая экспонаты, и с гордостью полагал, что производит впечатление если не глубокого знатока, то во всяком случае опытного ценителя изобразительного искусства. Итальянские мастера с их склонностью к сложным линиям и непременному религиозному фону слегка утомляли, в то время как строгое изящество голландской школы рождало в душе тихий восторг. Тремейн надолго остановился перед «Портретом четы Арнольфини» Яна ван Эйка, чтобы в полной мере насладиться детальной проработкой отражения в висевшем за спиной супругов зеркале.

Картины Рембрандта восхитили Тремейна несравненным мастерством. Особенно глубокое впечатление на него произвело искусное использование темных тонов для создания глубокой тени и концентрации света в важнейшей точке композиции.

В дальнем конце одного из залов скромно притаился шедевр Рубенса «Портрет доктора». Не жалея времени, Тремейн во всех подробностях рассмотрел мудрого старика: обратил внимание на блеск глаз, на пышное жабо, оттенявшее лицо безупречной белизной, на высокий лоб – свидетельство обширного просвещенного ума и проницательности. Не спеша двинулся дальше, не пропустив полного жизни пурпурного великолепия картины «Агония в Гефсиманском саду» кисти великого Эль Греко, и направился в центр зала, где торжественно расположилось величественное произведение сэра Антониса Ван Дейка – портрет Карла Первого. Изучая образ облаченного в тяжелые доспехи, торжественно восседающего на мощном коне всадника, Тремейн задумался о постигшем монарха кровавом конце. Однако блестящий портрет ни единой чертой не предвещал грядущей катастрофы, и тень зловещего эшафота еще не нависла над гордой головой.

Мордекай Тремейн отступил на несколько шагов, чтобы оглядеть общий план, и в этот момент увидел миссис Картхэллоу.

Хелен сидела на одной из деревянных скамеек в центре зала. И сидела не одна. Тремейн прищурился, вгляделся и узнал цыгана, многозначительно смотревшего на нее на балу. Даже если бы его сентиментальная душа не спешила с романтическими выводами, все равно у него не возникло бы сомнений, что эти двое влюблены друг в друга. Пылкое чувство читалось в выражении лиц, сквозило в глазах, заставив забыть и о картинах, и о ходивших вокруг людях.

Хелен Картхэллоу была в сером костюме и белой блузке, с женственным воротом. На темных волосах особенно эффектно смотрелась серая меховая шляпка. В эту минуту ее одухотворенная красота обладала особой силой и привлекательностью. Казалось, молодая дама опустила защитный барьер, обычно отделявший ее от окружающего мира. Не составляло труда догадаться, что оказать подобное магическое воздействие способна только близость любимого человека.

Мордекай Тремейн не смог подавить горького разочарования. Его представление о святости брака отличалось старомодностью. Журнал «Романтические истории» далеко не всегда предлагал вниманию читателя безмятежное развитие сюжетов, но в то же время убежденно и недвусмысленно осуждал любовные треугольники. Таким образом, вера в нерушимость брачной клятвы служила краеугольным камнем мировоззрения почтенного джентльмена.

Мордекай Тремейн наблюдал за спутником Хелен. В благоговейной тишине музея тот казался не столь юным, как в суматохе бала. Сейчас ему можно было дать около тридцати. Отлично сложенный, широкоплечий, с крупными чертами лица и густыми волнистыми волосами мужчина смотрел на Хелен Картхэллоу таким взглядом, о котором мечтает каждая женщина.

Мордекаю Тремейну он сразу не понравился, и тот мысленно определил незнакомца в разряд бесчестных соблазнителей, способных увлечь избранницу и готовых бессовестно воспользоваться ее слабостью.

Неожиданная встреча лишила радости общения с искусством. Теперь Тремейн считал, будто подглядывает в замочную скважину. Он заметил, что рядом с портретом Карла Первого висит картина Веласкеса «Венера с зеркалом», и подумал об иронии, заключенной в наготе богини.

Судя по всему, Хелен Картхэллоу не подозревала о присутствии свидетеля, а потому Мордекай Тремейн поспешил скрыться за спинами других посетителей и, не привлекая внимания, вышел из зала, словно не увидел ничего, кроме картин.