Адриан Картхэллоу и Льюис Холден вернулись из студии точно к ужину, который прошел безупречно. За столом царила дружеская обстановка, и сентиментальная душа Мордекая Тремейна расцвела. Сияющим взором гость смотрел на всех сквозь пенсне. Несколько раз обращал особое внимание на Хелен Картхэллоу, пытаясь понять, не вообразил ли он то, чего на самом деле не существовало. Подозрение не угасло лишь из-за редких чуть насмешливых взглядов, которые, казалось, бросала в его сторону хозяйка. Картхэллоу, как всегда, одаривал жену подчеркнутым вниманием, являя собой образец безупречного супруга.
После ужина художник дружески взял Тремейна под руку:
– Позвольте предложить вам небольшую экскурсию, Мордекай. Надеюсь, остальные не обидятся, они ведь практически члены семьи!
Роберта Ферхэм не упустила момента:
– Не возражаете, если пойду с вами, Адриан?
Ее бледные глаза смотрели умоляюще. Мордекай Тремейн испытал жалость: бедняжка сгорала от нетерпения. Он предпочел бы экскурсию без общества, но в то же время надеялся, что Картхэллоу не откажет в просьбе.
– Возражаю? – В голосе художника прозвучало легкое высокомерие. – Дорогая Роберта, разумеется, нет. Вам же известно, с каким восторгом я демонстрирую свои владения!
Мордекай Тремейн вновь спросил себя, виновато ли его слишком активное воображение или под прикрытием внешнего спокойствия и благополучия происходят таинственные и не очень приятные события. Ему почудилось, будто, отвечая на вопрос мисс Ферхэм, Адриан смерил жену сардоническим взглядом, а на лице Хелен помимо негодования отразились страдание и отвращение. К тому же казалось, что слова несут не только очевидный, лежащий на поверхности смысл.
Однако уже в следующую секунду, подобно внезапно замершей и вновь ожившей кинопленке, все вокруг пришло в движение, и Тремейн оказался в холле, за закрывшейся дверью гостиной.
– Давайте начнем с сада! – провозгласил Картхэллоу.
Мордекай Тремейн впервые получил возможность по достоинству оценить тщательно благоустроенную территорию. Каменистые террасы, аккуратные газоны и ухоженные клумбы вызывали удивление и восхищение. Хозяин и гость прошли сквозь железную калитку в невысокой каменной стене и оказались за пределами сада, на пружинистой почве скалы. Несколько шагов до обрыва, и дальше простирался и сливался с горизонтом голубой простор воды, лишь изредка, под легким дуновением вечернего бриза, испещренный белыми всполохами.
Картхэллоу расправил плечи:
– Ах, вот что я по-настоящему люблю! Свежий воздух Атлантики, без дыма и грязи прокопченных городов!
Мордекай Тремейн внимательно смотрел по сторонам, наслаждаясь неповторимым пейзажем. Отсюда, с повисшей между морем и небом скалы, открывался вид на гордый простор бухты Фалпорт, мыс больше не закрывал обзор, а скалы и песчаные пляжи лежали, как на ладони.
Взгляд свободно скользил по кромке горизонта, тронутого первыми красноватыми отсветами заходящего солнца. Дневной путь светила пролегал от белой башни маяка, охранявшего правую оконечность бухты, к далекому мысу слева, за которым скрывался Сент-Моган. Порой случалось, что под ударами жестокого шторма бухта тонула в ледяном мраке, вздрагивая от безжалостных порывов завывающего морского ветра. Однако сейчас, тихим вечером, мирная картина радовала душу.
Мордекай Тремейн повернулся к дому. С этой стороны «Парадиз» также закрывали искусно посаженные деревья и кусты, обреченные на вечную борьбу с ветром и оттого упрямо раскинувшие ветви. Только там, где в стене была калитка, растительность расступалась и открывала часть особняка.
– Идеальное место для художника, – произнес Тремейн. – Вы можете по праву гордиться своим выбором.
– К тому же, здесь совершенно забываешь о болезнях и лекарствах, – проговорил Картхэллоу. – Нигде не чувствую себя лучше, чем в «Парадизе».
На самом краю скалы приютилось маленькое круглое сооружение из выбеленного ветрами камня. Мордекай Тремейн переступил через железную скобу, врытую в землю у входа, и заглянул внутрь.
– Когда-то тут был наблюдательный пункт, – пояснил Картхэллоу. – В сезон активной миграции рыбаки следили с высоты за движением косяков.
На обратном пути в поле их зрения попал подвесной мост. Подчеркнутая расстоянием хрупкость конструкции напомнила об изоляции особняка, и живое воображение немедленно включилось в работу.
– Напоминает средневековый замок, – заметил Мордекай Тремейн. – Если бы мост поднимался, то вражеского вторжения можно было бы не опасаться!
– Кроме налогового инспектора! – усмехнулся Картхэллоу.
Энтузиазм гостя заметно радовал художника. Да он и не скрывал, что дом – его любимая игрушка.
Хотя в некоторых местах скала не была абсолютно отвесной и могла бы покориться отважному альпинисту, но пробраться на верх с моря было невозможно. Вдобавок вода никогда не опускалась ниже окружающих скалу острых камней, а во время прилива волны поднимались почти до моста, так что возникала полная иллюзия острова или окруженного рвом замка.