Такой я видел Индию

Описать атмосферу глубокого религиозного тумана, окутывающего эту страну, — трудная задача для человека, не имеющего навыков религиозного мышления. Поражает не то, что почти все жители, включая многих образованных и творческих людей, — верующие. Индуизм настолько широк и многогранен, что легко уживается с самыми новейшими достижениями естественных наук. Поражает, что эти люди часто так же привязаны к обрядам, символам и обетам, как и самый темный крестьянин, не ушедший дальше поклонения дереву, камню или корове.

Однажды в Пуне меня принимал профессор Потдар — один из ведущих историков, глава исторического факультета, а в то время еще и вице-канцлер (что соответствует нашему ректору) университета.

Меня попросили немного подождать.

— Профессор в ванной, — почтительно объяснили мне.

Вскоре он появился — плотный старик с приятной улыбкой, весь перепачканный охрой. Он, оказывается, молился и по обычаю мазал лоб краской. То ли он торопился, чтобы не заставлять меня долго ждать, то ли в ванной не было зеркала, только краска легла неровными мазками, захватив лоб, уши и даже типично профессорское головатое темя. У меня создалось впечатление, возможно обманчивое, что профессор в этот раз особенно усердно молился, ведь он готовился принять заведомого атеиста.

Мы потом виделись с профессором Потдаром неоднократно. Он интересный собеседник, живо реагирующий на все вопросы, включая политические, человек отнюдь не реакционных взглядов, с уважением относящийся к нашей стране. И я всегда замечал на его лбу тщательно обновленные охряные полосы.

В южноиндийском городе Мадурай ответственным за мой прием был инспектор народного образования, по-нашему говоря, — заведующий гороно. Организовал он мою программу идеально и был чрезвычайно внимателен. Я мотался целыми днями, осматривал знаменитый храм и не менее знаменитый город, встречался с преподавателями колледжа и деловыми людьми округа, посещал фабрики и школы. Но наиболее трудная часть рабочего дня наступала для меня после 9 часов вечера, когда мы удобно устраивались с инспектором в креслах и начинали нескончаемый разговор на тему: «Есть ли бог?»

Он исповедовал не индуизм, а христианство, но особого различия между Иисусом Христом и Шивой не делал. Все тысячи индуистских богов были для него так же реальны, как и Дева Мария. Мои контраргументы вызывали у него лишь одно — чувство глубочайшего искреннего изумления: возможно ли, что человек, производящий впечатление нормального, способен отрицать такую самоочевидную вещь, как божественное провидение.

Благодаря заботам инспектора я впервые попал на мыс Коморин — южную оконечность Индии. Он уговорил меня потерять почти два дня в пути, чтобы провести одну ночь на мысе, увидеть закат и восход солнца. И надо сказать, я был вознагражден, красота моря, солнца, песка и скал меня потрясла.

Не мог я, конечно, уехать оттуда, не искупавшись в водах трех морей, которые, по утверждению индийцев, здесь сливаются: Аравийского моря, Бенгальского залива и Индийского океана. Там есть бассейн с морской водой и еще естественное озерцо — небольшая лужа, отделенная от бурных валов грядой скал. Помокнув немного в этой луже, я не вытерпел и решил пробраться через скалы в собственно океан. Моя попытка окончилась плачевно: очередной вал приподнял меня и проволок по скале. В результате я ободрал кожу, главным образом на руке.

Была страшна не боль, а сознание опасности. Это произошло в первое мое посещение Индии, когда она представлялась мне привлекательной, но полной коварства. Меня пугала мысль о заражении крови, а потом о безвестной могилке в земле Тамилнада.

Но все это я рассказываю не для пробуждения сочувствия у читателей. Случай оказался интересным совсем в другом отношении. Дело в том, что мыс Коморин, как и многие другие города и районы в Индии, — место священное. Здесь владычествует богиня Каньякумари, чей храм с красно-белыми полосатыми стенами расположен в ста метрах от воды.

Когда я вечером того же дня, измученный жарой и болью в руке, добрался до Мадурай, я встретил своего знакомого инспектора образования и сказал ему: «Вы были правы. Вот я не верил в бога, и Каньякумари меня покарала». Он понял шутку и засмеялся, но в его смехе было меньше веселья, чем благоговейного трепета и немного, совсем немного злорадства. А может быть, и вправду покарала?

В Алигархский мусульманский университет я попал во время рамазана — месяца поста у мусульман. В это время они могут есть только ночью, пока нет солнца. На всех видных местах висел приказ вице-канцлера, в котором извещалось, что буфеты и столовые на территории университета должны быть закрыты, пока не зайдет солнце. Время захода устанавливалось ежедневно, и студенты оповещались об этом сиреной. Хотя университет «мусульманский», не все студенты и преподаватели в нем мусульмане, однако приказ ректора был обязательным для всех. Я познакомился с ним поздно, а до того успел совершить неловкость.