Такой случай

Я не соглашался с Глебом. На мой взгляд, юрист должен прежде всего отлично знать свой предмет и быть разносторонне образованным человеком. Знакомство с производством — это второстепенное дело. Юрисконсульту оно еще необходимо, а для прокурора или адвоката требуется лишь точное знание законов.

— Ерунда, — сердито отвечал мне Глеб и, подумав, добавлял новое, полюбившееся ему словечко: — Примитив.

В течение этой недели я так по-настоящему и не познакомился ни с кем, кроме Торопыгина. На переменах, прогуливаясь по коридору или сидя на подоконниках, однокурсники часто беседовали о новинках литературы, кино, о новых театральных постановках. Мне порой хотелось вмешаться в общий разговор, но я чувствовал, что ничего свежего и оригинального даже о литературе сказать не могу. За три года войны, живя в Шоноше, я, по-видимому, серьезно отстал от своих сверстников-москвичей.

Меня все сильнее тянуло к товарищам. Чтобы как-то сгладить разницу в наших знаниях, я в первый же выходной день отправился в библиотеку для незрячих, находившуюся в то время в Дегтярном переулке, запасся несколькими объемными, отпечатанными по Брайлю томами и все воскресенье читал в своем углу за занавеской.

В понедельник, придя в институт, я не нашел на обычном месте Глеба — в последние дни, по утрам, он ожидал меня всегда у раздевалки. Я поднялся на второй этаж — Глеба там тоже не было. Не было его и в аудитории.

— Не знаешь, где Торопыгин? — спросил я у старосты группы, проходившего мимо моего стола.

— Заболел, наверно, — ответил тот.

На лекциях в этот день я был невнимателен. Основы бухгалтерского учета меня не интересовали и раньше, но такие дисциплины, как римское право и всеобщая история государства и права, которые я уже успел полюбить, сегодня меня тоже почти не трогали. На теоретической статистике я чуть не заснул, а на семинаре по латыни думал о Шоноше.

Во время перерыва ко мне по-прежнему никто не подходил. Чтобы чем-то заняться, я обошел на большой перемене все этажи старинного институтского здания, стараясь запомнить расположение коридоров, лестниц, многочисленных площадок и тупичков, на следующей перемене купил возле входа в институт у спекулянта пачку папирос и попробовал курить, а после лекций пошел в зал к роялю.

В зале никого не было, и я играл любимые свои вещи. Постепенно я увлекся и не заметил, как ко мне подошли, и подошли, должно быть, очень тихо, потому что, когда я сыграл «Ноктюрн» Глинки и чей-то бойкий девичий голое произнес «Браво!» — я вздрогнул. Я хотел было закрыть инструмент, но тот же голос сказал:

— А вы, Алеша, не играете современных вещей?

Я узнал Лору — она была из нашей группы — и спросил:

— Что именно?

— Из кинофильма «Серенада солнечной долины», например.

— Напойте, пожалуйста, — попросил я ее.

Лора, не ломаясь, вполголоса пропела мелодию в ритме танго, вслед за ней сыграл я, но мое исполнение ее, видимо, не удовлетворило.

— Что-нибудь не так?

— В основном так, но вы играете в классической манере, а это современная западная музыка. Гуд бай… Пойдемте, девочки.

Через два дня, когда снова появился Глеб — он болел гриппом, — я предложил ему пойти после лекции в кино.

— На какую картину?

Я объяснил, что мне хочется до начала сеанса послушать джазовую музыку. Глеб согласился. На следующий день я разучил два новых танго и квикстеп. После еще трех посещений кинотеатра я прочно овладел стилем джаза. Когда я теперь играл, вокруг собиралась толпа. Девушки во главе с Лорой начали таскать меня к роялю на каждой перемене, я играл им блюзы, танго, фокстроты в темпе, а они тут же устраивали танцы. Никто из них, конечно, и не подозревал, что мое внезапное «увлечение» западной музыкой объяснялось простым желанием как-нибудь сойтись с однокурсниками.

После этого у меня сразу появилось много друзей, Лора познакомила меня со своим приятелем Эдиком, студентом третьего курса. Эдик представил мне трех своих товарищей и двух девушек. Они были всегда веселы, беззаботны и, как мне казалось, остроумны.

— Ты талант, — говорили мне в один голос Эдик и Лора, — а мы твои поклонники, получается, как у Островского, — таланты и поклонники… Неплохо, а?

— Тебе надо обязательно выучить буги-вуги. Ты это сделаешь для меня, непременно. Слышишь, Алекс? — томным капризным голоском, произнося слова немного в нос, просила меня одна из Лориных подруг.

— О’кэй, — бормотал я в ответ.

Несколько дней спустя, разучивая на большой перемене новую вещицу в американском стиле, я опять услышал за своей спиной эту девушку.

— Классно дает! — громким шепотом восхищенно сказала она кому-то. — Я бы, кажется, ничего не пожалела за такую игру.

— И себя? — улыбаясь, спросила Лора.

— А что? Ты посмотри на его плечи, на посадку его головы. Прелесть! А его лицо? В нем есть что-то обжигающее — правда? И это, обрати внимание, при таких строгих, почти классических чертах.

Озадаченный и в то же время польщенный, я начал усиленно работать левой рукой, и девушки, вспорхнув, опять заскользили и запритоптывали в танце.

Глеб мрачно следил за моими новыми успехами. Как-то, отведя меня в сторону, он сказал: