Такой же, как вы

– Ну-ну, – мягко возразил Шлехтшпиц. – Это вы с досады, это пройдет. Да вы ведь и сами понимаете, что не правы, разве нет? А вы попробуйте ее пожалеть: она же несчастная женщина, сразу видно… Вот приходите года через три, сами увидите, что Клара, если все еще будет свободна, встретит вас совсем по-другому и, очень может быть, вы ее заинтересуете. Все зависит от того, в каком направлении вы будете эволюционировать. Мы одинаковы, это так, но все же работа у всех разная, обстановка разная, и значит, люди рано или поздно начнут изменяться, каждый в свою сторону. Человек, простите за банальность, продукт среды, и от эволюции нам никуда не деться…

– Это вы каждому советуете приходить через три года? – перебил Ксавье, ускоряя шаг – очень хотелось уйти. Шлехтшпиц не отставал.

– Вам плохо, я вас понимаю, – рокотал он над ухом. – Всем сейчас плохо, я по роду профессии обязан это знать, но мне кажется, мы имеем дело со случаем, не требующем какого-либо специального вмешательства – я говорю об обществе в целом… Все образуется само собой, а когда подрастет новое поколение, то поверьте, никто и не вспомнит о наших нынешних проблемах. Ничего не потеряно, мы еще поживем в нормальном человеческом обществе… оно будет даже лучше земного, потому что издержки уйдут со временем, а достоинства останутся. У нас будут нормальные человеческие отношения, мы еще поломаем головы над общечеловеческими проблемами, и кто знает, не будут ли когда-нибудь эти проблемы решены именно здесь?.. Я в это верю. А вы верите?

– Да, – сказал Ксавье, чтобы отвязаться. – Да, конечно. Спасибо вам, Максут, вы мне помогли. До свидания.

Шлехтшпиц, наконец, отстал. Какое-то время Ксавье шел, не видя куда, пока не сообразил, что вышел на улицу, ведущую к площади. Голова была набита чем-то горячим. Или это солнце? Он приложил ладонь к затылку – да, действительно… Здорово сегодня печет. Душно и тесно, как в электропечи, и дышать нечем. Мозгу тесно…

Улица была пуста, только навстречу по противоположному тротуару шел Леви Каюмжий, и было заметно, что он торопится. На оклик Ксавье он отозвался со второго раза, зато подошел с какой-то чрезмерной готовностью.

– Ты далеко? – спросил Ксавье. – Может, вместе?

Леви помялся, переступил с ноги на ногу:

– Понимаешь, у меня тут дела…

– Дела, – сказал Ксавье. – Ну ладно. Суд, как я понимаю, уже кончился?

– Н-да, – сказал Леви. – Вроде того.

– А Лисандр?

– А что Лисандр? – Леви виновато улыбнулся, развел руками. – Убили его. Как пошла толпа рвать… Дурак он, ну кому может понравиться, что его называют убийцей?.. Вот так вот. Каждый по разу – там уже и смотреть не на что. Лесоруб, говорят, старался очень, только я не видел, я далеко был, не пробиться… Менахему тоже попало, тоже не на своих ногах ушел…

– А-а, – сказал Ксавье. Перед глазами на миг стало темно, но только на миг. – Ну ладно, иди, не буду задерживать…

Сворачивая на площадь, он оглянулся – на опушке рощицы Леви торопливо рвал желтые цветы.

* * *

– Ну, хватит, – сказал Гуннар. Старикан заткнулся и заморгал воспаленными глазами. – Все это вранье от начала до конца. Такого не могло быть.

– Это уникальный документ, – зло сказал рыжий. – Ваша история, дикарь.

Все-таки он прямо напрашивался на то, чтобы его пристрелили. Гуннар сплюнул. Надо же додуматься: записать в предки людей чуть ли не выродков, а уж отклонутиков – точно. Каждый знает, что отклонутики не могут иметь потомства, в лагере им не до этого. Предками людей могут быть только люди.

– Последний раз спрашиваю, – сказал Гуннар. Пора было кончать. – Кто из вас встанет у десинтора?

– Это не десинтор, дикарь, – процедил рыжий. – Это аварийное сигнальное устройство для планетарных катеров. Вроде ракетницы. У нас нет настоящего оружия. Не для того к вам летели.

– Убийцы, – хрипло сказал старик. – Они и нас сделали убийцами. Всех… Если мы даже вырвемся, мы не должны возвращаться…

– Ты, – решил Гуннар, указав на рыжего стволом автомата. – Встать!

* * *

Черная коробочка радиотелефона жгла ладонь. Ксавье Овимби еще раз набрал код Севера. Прислушался. В эфире опять не было ничего, кроме незначительных помех; тогда он, чертыхнувшись, дал отбой и стал размышлять, что все это может значить. Западный сектор замолчал еще вчера и до сих пор не удалось выяснить, что там могло случиться, а теперь вот еще и Северный… Авария? Он пощипал себя за подбородок. Гм… Ясно, какая там авария, – после того, как во время вчерашнего безобразия Директору залепили в лоб железным болтом, можно ожидать чего угодно, говорил же я ему: не суйся ты на площадь, народный лидер, без тебя справимся… Не послушал, а кому теперь расхлебывать?

Он позвонил на Юг, поинтересовался у Сантос-Пфуля, прибыла ли отправленная вчера колонна грузовых «диплодоков», и, узнав, что не прибыла, скрепя сердце подарил сектору один день на то, чтобы войти в график работ и впредь из него не выбиваться. Его не покидало ощущение, что одним днем здесь не обойдется. Сначала Курлович, потом Сантос этот Пфуль… Тупик.