Такой же предатель, как мы

Отвечая на подачу Димы, Перри выбрал тактику, которую позволял себе только со слабыми противниками. Он стоял прямо, почти касаясь пальцами ног линии подачи, принимал мяч сразу после отскока и посылал его через весь корт под углом или вбивал в землю неподалеку от того места, где торчал, скрестив руки на груди, светловолосый охранник. Но прошел этот номер всего пару раз, а потом Дима раскусил подвох и заставил Перри отступить к задней линии.

— И тогда, кажется, я слегка остыл, — подытожил Перри, мрачно усмехаясь и проводя по губам тыльной стороной запястья.

— Перри пер на него танком, — заметила Гейл. — Но Дима — отличный спортсмен. Просто удивительно для его роста, веса и возраста. Правда, Перри? Ты сам так сказал. Ты сказал, что он попирает закон тяготения. И при этом ничуть не задирает нос. Славный парень.

— Он не прыгал за мячом, а как будто летал, — согласился Перри. — И да, Дима хороший партнер, ничего не скажешь. Я думал, будут скандалы и споры насчет заступов — но ничего подобного. С ним действительно было приятно играть. Хитрый, как черт. Медлил с ударом буквально до самой последней секунды.

— А ведь он хромал, — взволнованно вставила Гейл. — Дима предпочел играть на склоне, чтобы было удобнее — правда, Перри? Он все время держался очень прямо, как будто кол проглотил. И на колене у него была повязка. И все-таки он порхал!

— Ну, мне пришлось немного придержать, — сказал Перри, неловко пощипывая бровь. — Честно говоря, когда мы разыгрались, он стал пыхтеть как паровоз.

Но, несмотря на усталость, Дима как ни в чем не бывало продолжал допрашивать Перри в промежутках между геймами.

— Ты большой ученый? Если что, взорвешь к черту весь мир? — спросил он, отхлебнув воды со льдом.

— Нет, вовсе нет.

— Чиновник?

Эта игра в угадайку начинала утомлять.

— Нет, я преподаватель, — ответил Перри, очищая банан.

— То есть… ты студентов учишь? Профессор, что ли?

— В яблочко. Я учу студентов. Но я не профессор.

— Где?

— Сейчас — в Оксфорде.

— В том самом университете?

— Точно.

— И что ты преподаешь?

— Английскую литературу, — ответил Перри, не желая признаваться абсолютно постороннему человеку, что будущее у него весьма туманное.

Но любопытство Димы не знало границ.

— Слышь, а Джека Лондона знаешь? Самый известный английский писатель.

— Лично не знаком.

Дима явно не понял шутки.

— И тебе он нравится?

— Просто обожаю.

— А Шарлотта Бронте? Тоже нравится?

— Очень.

— Сомерсет Моэм?

— Чуть меньше.

— У меня все их книги есть. Полным-полно. На русском. Шкафы битком набиты.

— Прекрасно.

— Ты читал Достоевского? Лермонтова? Толстого?

— Конечно.

— У меня они тоже есть. Все лучшие писатели. И Пастернак. Знаешь что? Пастернак написал про мой родной город. Назвал его Юрятин. На самом деле это Пермь. Пастернак, блин, назвал его Юрятин — хрен знает почему. Писатели так всегда делают, они чокнутые. Видишь мою дочь? Ее зовут Наташа, ей плевать на теннис, она книжки любит. Эй, Наташа, поздоровайся с Профессором.

Неторопливо и рассеянно, явно намекая, что ей помешали, Наташа подняла голову и отвела волосы с лица. Перри только успел подивиться ее красоте, а девушка уже вновь погрузилась в чтение.

— Стесняется, — объяснил Дима. — Не любит, когда я ей кричу. Видишь книжку? Это Тургенев. Известный русский писатель. Мой подарок. Она хочет книжку — я покупаю. Ладно, Профессор, твоя подача.

— И с тех пор я стал Профессором. Сто раз ему говорил, что я не профессор, но он не слушал, поэтому я сдался. Через пару дней меня весь отель звал Профессором. Чертовски странно это слышать, особенно когда ты решил вовсе бросить преподавание.

Меняясь сторонами при счете 5:2, Перри с облегчением заметил, что Гейл отделалась от настырного Марка и уселась на верхней скамейке, меж двух маленьких девочек.

Игра шла в хорошем темпе, сказал Перри Люку. Не самый лучший его матч, но тем не менее — по крайней мере, пока он играл вполсилы — смотреть было весело и интересно (если предположить, что зрители пришли сюда развлечься, в чем Перри сомневался: все собравшиеся, кроме близнецов, сидели как на молитвенном собрании). «Играть вполсилы» в представлении Перри значило не набирать темп, принимать мячи, идущие на вылет, и отбивать, не особенно заботясь о том, где приземлится мяч. Учитывая разницу между противниками — в возрасте, опыте и подвижности, если уж говорить честно, — которая теперь стала очевидна, единственной заботой Перри было сыграть достойно, не лишить Диму самоуважения и наконец позавтракать с Гейл. По крайней мере, так он думал до тех пор, пока они вновь не поменялись сторонами. Дима цепко ухватил его за плечо и сердито прорычал:

— Ты, мать твою, меня обижаешь, Профессор.

— Что-что?

— Тот мяч шел на вылет. Ты это видел, но все-таки его взял. Думаешь, я старый жирный сукин сын? Думаешь, я тут сдохну, если ты не будешь меня жалеть?

— Мяч попал бы на линию.

— Профессор, если мне что-то надо, то я, блин, это получу. И не смей со мной нежничать, ты слышал? Хочешь поставить тысячу баксов? Чтоб было поинтереснее.

— Нет, спасибо.

— Пять тысяч?

Перри рассмеялся и покачал головой.