Такова хоккейная жизнь

Тем не менее спустя годы я прекрасно осознал, что переход в «Спартак» мог оказаться ошибкой. С одной стороны, это действительно было бы продвижением вперед. Но я мог остановиться только на команде мастеров. Из «Спартака» неожиданно ушел Всеволод Бобров, дважды после побед в чемпионатах страны недолго удерживался в роли главного Карпов. В начале семидесятых после двух побед в Кубке страны спартаковское руководство не устроил Борис Майоров. И происходило это не потому, что оба были слабыми наставниками. Руководители «Спартака» стремились только к победе, они не учитывали тот факт, что ЦСКА имел не только широкие возможности в плане приобретения игроков, но и что с ними в то время работали блестящие тренеры Анатолий Тарасов, Константин Локтев, позднее — Виктор Тихонов. В общем, остался я в «Локомотиве» до того времени, когда Мишаков переговорил с Кулагиным.

Откровенно говоря, я опасался перехода в ЦСКА. Уж больно крутой характер был у Тарасова, о котором до сих пор ходят легенды, многое, кстати, о чем меня предупреждали, сбылось. Прежде всего я понимал, что для счета меня держать не будут. Если игра не пойдет, то отправят куда-нибудь на периферию — в армейский клуб Свердловска или Новосибирска, в Чебаркуль или вообще в Хабаровск. Но не в ленинградский СКА, который, пожалуй, был самодостаточным. Хотя и не богатым, но в определенной мере автономным.

Поэтому решил посоветоваться с хоккеистами «Локомотива», с женой. Таня так и сказала — решай все сам. В команде никто не возмущался, не отговаривал, тем не менее никто не произнес самого важного слова — иди. Решающей для меня оказалась точка зрения Виктора Прохоровича Якушева. Он был не только игроком с мировым именем, но и человеком, тонко чувствовавшим, что может произойти в той или иной жизненной ситуации. На мой взгляд, он понимал, что я подойду ЦСКА. И сказал очень аккуратно: «Борис, в ЦСКА приглашают далеко не каждого, Анатолий Тарасов просто так ничего не делает».

Я принял его слова как руководство к действию, приехал на стадион «Метрострой», где проходили занятия после окончания сезона, поблагодарил ребят. Затем рассчитался в ЦС «Локомотив», взял трудовую книжку. И отправился в ЦСКА. В мае 1967 года меня призвали в армию. Причем сначала брать не хотели, врачи в военкомате отказывались пропускать меня из-за проблем с глазами. Это старая история. Когда я еще был мальчишкой и как-то нахулиганил, отец взял в руки ремень и случайно задел им меня по правому глазу. И потом резко ухудшилось зрение. Конечно, я об этом никогда не говорил. Все же шло нормально, по игре претензий ко мне, пожалуй, никогда не было ни в одной команде, хотя, естественно, без ошибок не обходилось. В общем, Борис Павлович Кулагин взял мои документы, пошел к начальству военкомата, с врачом переговорил, и меня призвали.

Анатолий Кострюков, как в свое время Роберт Черенков, был крайне недоволен. Его можно было понять: «Локомотив» ежегодно терял способных игроков, уходили Юрий Волков, Владимир Испольнов, Евгений Зимин, Владимир Мигунько, Владимир Меринов, Евгений Мишаков, Александр Пашков. Я, конечно, считал себя виноватым, понимал, как тяжело воспринимает мой переход Анатолий Михайлович. Но любой советский хоккеист знал, что через ЦСКА лежит путь в сборную. Не потому, что национальную команду тренирует Анатолий Тарасов. Он создавал для сборной таких игроков, которые выдерживали конкуренцию в споре с ведущими мастерами из других клубов. Меня приглашали не только с целью проверки, а рассчитывали, что могу занять определенное место. Это доверие требовалось оправдать.

Пришли мы в ЦСКА с будущим центрфорвардом нашего знаменитого звена Владимиром Петровым с определенными сомнениями, настороженностью. Собственно, в этом не было ничего особенного. Вокруг нас были только звезды хоккея — Вениамин Александров, Александр Альметов, Анатолий Фирсов, защитники Александр Рагулин, Эдуард Иванов, Виктор Кузькин, Владимир Брежнев. И если в нападении периодически открывались какие-то вакансии, то в оборону армейцев попасть было, считайте, невозможно. Перемены происходили только в том случае, когда игрок завершал карьеру.

У этого клуба был иной уклад жизни, чем у меня в «Локомотиве» или у Володи — в «Крыльях Советов». Я не говорю о палочной дисциплине, просто у ЦСКА были максимальные задачи, справиться с решением которых можно было только за счет соблюдения всех хоккейных правил, а они достаточно строгие, требующие дисциплины, самоотдачи по полной программе. Мы, естественно, хотели закрепиться в команде и сразу же подчинились правилам армейского бытия.