Читаем Такова торпедная жизнь полностью

— Кто снимал колонку вентиляции? — Бедный морячок дрожащей рукой протягивал Марычеву пробку. Излив на его голову все мыслимые и немыслимые слова, уместные в данной ситуации, Марычев лично задраил горловину торпедного аппарата.

— Торпедный аппарат: товсь!

— Есть, товсь!

— Торпедный аппарат: пли!

Торпеда нормально вышла из аппарата. Записи индикаторов скорости и давления были идеальными. Параметры стрельбы в норме.

Естественно, в точке всплытия торпеда не была обнаружена. Из-за малой дистанции хода поиск торпеды продолжался недолго. Председатель Госкомиссии подозвал торпедолов к борту. Герман Лебедев вместе с другими торпедистами перешел на торпедолов.

— Ищите торпеду. Пока не найдете, в базу не возвращайтесь. Вздумали торпеду вентилировать. Дятлы.

Как всегда на флоте, информация наверх прошла искаженной до неузнаваемости…

С тяжелым сердцем возвращался Герман в Управление. Последняя ЭТ–56 потоплена. Виновник, конечно, налицо, но об этом знает только он один. Еще Миша Борякин. Но это могила. В Управлении о результатах стрельб было известно по докладам оперативной службы. Торпедолов держали в море более суток, пока налетевший ветер не разогнал все плавсредства по бухтам. Поздоровавшись, Герман отвел Лешу Ганичева в сторонку и рассказал подробно о своих приключениях. Леша помолчал, а затем сказал:

— Ты поступил правильно. Ты принял решение стрелять торпедой на потопление, хотя для принятия таких решений тебе еще служить и служить. Торпеда выполнила свое назначение. Это был, кажется, ее двадцать шестой выстрел. Больше она нам не нужна. Один в поле не воин. Была бы пара — другое дело. Молодец!

Он пожал ему руку, и Герман прочитал в его глазах: «Спасибо, тебе Герман». А вслух он добавил:

— Поезжай на арсенал. Я доложу начальству. Репрессий не будет, не волнуйся.

Когда Владивосток готовился к очередной встрече кого-нибудь из руководства партии и страны и Герман видел, как на обшарпанную стену дома на Ленинской улице вешали: «Верной дорогой идете, товарищи!» с хитрющей физиономией патриарха строителей коммунизма, он говорил себе: «Сам грешен», и перед его глазами возникал блестящий корпус последней торпеды ЭТ–56.

С тех пор прошло более сорока лет. Не многие торпедисты помнят, что была такая торпеда ЭТ–56 с несекретным шифром «изделие 837». Герман Лебедев до сих пор помнит заводской номер последней торпеды 837104.

9

Такова торпедная жизнь (реквием)

Только в государственной службе познаешь истину

Козьма Прутков

Торпеды — эти творения больших коллективов ученых и конструкторов — создают для людей, связанных с ними, параллельную жизнь, назовем её торпедной, где есть все: от высокой политики до азарта, от завораживающей интриги до святой простоты, от всепоглощающей любви до здравого смысла.

Не удивляйтесь, дорогой читатель, мы живем с вами в десятке параллельных жизней, перемещаясь из одной в другую по многу раз в день, нимало не задумываясь об этом. Помните, в одной из них мы еще недавно жили среди кумача лозунгов, призывов, портретов с дорогими, моложавыми лицами, строили свое светлое будущее и рапортовали, рапортовали, рапортовали об его приближении. Ну, а теперь в храме, среди почтенных старцев, живых и виртуальных, под их сладкое воркование святых текстов, со свечами в руках мы ждем, когда оно само явится с небес к нам — скупое, но вечное.

Торпедная жизнь приобщает страждущих к великому делу укрепления могущества Военно-Морского Флота страны, причем совсем не в области пафосно-болтливого восторга, а в постоянном состязании с вероятным противником в тактико-технических характеристиках торпедного оружия за каждый килограмм, бар, узел, километр, киловатт. Делается это в конкретных, порою малых, ежедневных делах. Торпедная жизнь наделяет их своими святыми и вождями, которые стареют как все нормальные люди и которых можно не только потрогать, но и примерно пнуть. Она одаривает многочисленными друзьями и знакомыми, обеспечивает адвокатами и судьями, уставами, наставлениями и правилами. Она дисциплинирует вездесущими завистниками, стукачами и непреклонными прокурорами. Но главное — она снабжает страждущих уверенной надеждой или надежной уверенностью, что дистанция до твоего вождя есть единственно суть твоих собственных усилий, а не каких-то загадочных небесных закулис. Может, до известных пределов. Нет правил без исключений.

Перейти на страницу:

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
Русский крест
Русский крест

Аннотация издательства: Роман о последнем этапе гражданской войны, о врангелевском Крыме. В марте 1920 г. генерала Деникина сменил генерал Врангель. Оказалась в Крыму вместе с беженцами и армией и вдова казачьего офицера Нина Григорова. Она организует в Крыму торговый кооператив, начинает торговлю пшеницей. Перемены в Крыму коснулись многих сторон жизни. На фоне реформ впечатляюще выглядели и военные успехи. Была занята вся Северная Таврия. Но в ноябре белые покидают Крым. Нина и ее помощники оказываются в Турции, в Галлиполи. Здесь пишется новая страница русской трагедии. Люди настолько деморализованы, что не хотят жить. Только решительные меры генерала Кутепова позволяют обессиленным полкам обжить пустынный берег Дарданелл. В романе показан удивительный российский опыт, объединивший в один год и реформы и катастрофу и возрождение под жестокой военной рукой диктатуры. В романе действуют персонажи романа "Пепелище" Это делает оба романа частями дилогии.

Святослав Юрьевич Рыбас

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное