Такса

А встать ей пришлось в шесть. Потому что, раз уже возвращаться в логово дракона, то и готовым надо быть соответственно. И поэтому накануне достала из дальнего угла шкафа некогда любимый серый с отделкой из черной бархатной ленты костюм и туфли на шпильке. И макияж сделала, и непокорные волосы скрутила незабытыми, оказывается, движениями, во вполне пристойный узел. Посмотрела на себя в зеркало: «Здравствуйте, Евгения Андреевна Миллер! Век бы вас не видеть!» Но она ни за что не покажет никому там, как ей пришлось тяжело. И кем она в итоге стала. Нет уж. Она не Мария-Антуанетта, но на плаху пойдет с гордо поднятой головой. Иначе нельзя. А тому, кто тащит ее на эту самую плаху, тоже придется несладко…

— Доброе утро, Женя!

— В семь часов утро не бывает добрым. По определению.

Он встретил ее у двери подъезда. Ей хотелось высказать ему все про его отвратительно-предупредительные манеры, да слов подходящих не находилось. И она молча позволила взять себя за локоть и проводить к машине. Но уж тут она не удержалась.

— Вау! — картинно распахнутые глаза, прижатые к щекам ладони. — Что это? Неужели «Лексус»?

Олег молча открыл перед ней переднюю пассажирскую дверь. И эти его молчание и сдержанность раздражали ее безмерно. И поэтому… и вообще…

Поставив ногу на порожек, повернулась и спросила, глядя прямо в глаза и внутренне содрогаясь от отвратительности и наглости своего тона и вопроса:

— Что, блондинка, отсосала на «Лексус»?

У него ощутимо дернулась щека. И она прямо увидела, как сжались челюсти. Но он промолчал! Лишь кивнул головой, убеждая ее сесть в машину. И дверь закрыл после этого аккуратно, без драматического грохота. Только вот тронул машину излишне резко, но мягкая, настроенная на комфорт, подвеска поспешила исправить этот промах водителя.

У Женьки щеки горят от стыда за свое несносное поведение. И сдержанность Олега лишь добавляет хвороста в этот костер.

Настроение ни к черту! И главная причина этого сидит рядом, как ни в чем не бывало. Рулит этой огромной баржой буквально мизинцем одной руки, другой трет висок. Слишком много думает! От этого все его проблемы. И ее, заодно.

— А где же розовый Витц? (Toyota Vitz — небольшая стильная малолитражка, считается традиционно дамской машиной. Особенно розовая. — прим. автора) — продолжает его провоцировать — ничего не может с собой поделать!

— В багажнике, — тон ровный, спокойный.

И как прикажете с ним ругаться? Сложно, особенно после того, как он включает музыку. Какие-то нереально красивые, берущие за души, звуки скрипки. И фортепиано.

— А нормальной музыки у тебя нет?

— Посмотри в бардачке.

Женька вздыхает. Все, она выдохлась. Он непробиваем.

И только часа через полтора дороги она нарушает молчание:

— Ты умеешь водить машину.

— У меня даже права есть, — Олег позволяет себе маленькую, малюсенькую иронию.

— Я имею в виду — ты хорошо водишь машину.

— Спасибо.

И они снова молчат. Но это уже можно считать официальным перемирием.

А потом Олег рассказывает Жене о том, что именно он сделал. Закончив словами: «Извини, что не рассказал раньше».

* * *

Олег паркует машину ровнехонько напротив главного входа.

— Парковочное место ректора, — поясняет он Жене в ответ на ее удивленный взгляд. — Я думаю, он против не будет.

— Наверное, — растерянно отвечает она. Как-то незаметно перед ней встала необходимость. Вот оно — надо решиться и сделать последний шаг.

— Идем?

Ничего не может с собой сделать. Страшно. Страшно возвращаться на место собственного распятия. И смотреть в глаза свидетелям ее позора.

— Я схожу, все принесу. Здесь подпишешь.

Она дергается. Меньше всего ей нужно, чтобы ее жалел он! До этого, нервно дыша, она смотрела перед собой, пытаясь совладать с собственным страхом. Теперь поворачивает голову, чтобы, глядя ему в глаза, четко объяснить, куда он может засунуть свою жалость.

Смотрит ему в глаза, и к ней постепенно приходит осознание — нет в его глазах жалости. Есть понимание. Сопереживание. Желание помочь, поддержать. А жалости, жалкой, унижающей жалости — нет.

Медленно, сглатывая невесть откуда взявшийся в горле комок, кивает. И Олег уходит.

* * *

Когда он вернулся с документами, машина была пуста.

Да что же это такое! Почему, как только он оставляет ее одну, случается какая-нибудь пакость! Спрятать, держать рядом с собой и никогда никуда от себя не отпускать! Как ни странно, это мысль казалось невероятно правильной. Только для начала надо понять, куда делась Женька.

Он оглянулся по сторонам и едва не рассмеялся от облегчения и собственной глупости. Он — паникер!

Женя стояла неподалеку, буквально в десяти метрах от машины. И разговаривала с Худяковым.

Олег не спешил присоединиться к их диалогу. Стоял и смотрел. Худяков говорил эмоционально, отчаянно жестикулируя. То улыбался, то становился серьезным. Женя же смущенно улыбалась, не делая попыток прервать своего преподавателя.