Такси для ангела

Стоило мне вынуть листок из конверта, как прежние, довольно абстрактные, страхи вспыхнули с новой силой. Я еще раз осмотрела гвоздики — теперь они не казались мне такими уж безобидными. Напротив, их растрепанные головки вдруг ожили, резные лепестки свернулись в трубочки и вытянулись в мою сторону.

Ничего опасного на первый взгляд.

Ни пистолетного дула, ни кинжального ребра. А что, если цветы обработаны каким‑нибудь ядом?! Чем‑нибудь вроде ртути или таллия? А я даже не знаю, как они выглядят. И можно ли ими хоть что‑нибудь обработать… Господи, ну почему у меня в школе была тройка по химии?!

Несколько секунд я прислушивалась к себе: нет, ни тошноты, ни головокружения. И волосы не лезут пучками. И никаких резей в желудке, а о других симптомах отравления я не слышала и не читала. Да и в книгах метрессы злодеи никогда не использовали яды. Удавки из манильской пеньки, струнные карнизы, холодное оружие всевозможных размеров и модификаций — от мачете и самурайских мечей до вязальной спицы; и старые добрые «макаровы», которыми так славно проделать дырку в черепе, — все это было. А вот ядов — не было.

Нужно избавиться от цветов. И чем быстрее, тем лучше.

Аглая накрыла меня, когда я тащила охапку гвоздик к двери.

— Все‑таки решились? — сочувственно спросила она.

Я покраснела и пролепетала что‑то невнятное, в духе: «Вот, решила забрать их с собой, если вы не возражаете».

Она не возражала.

…В последующие полтора месяца — до самой середины декабря — были присланы еще два букета желтых гвоздик — братья‑близнецы первого. Борьба с цветами стала неотъемлемой частью моего существования. А бороться было с чем: телепередачи с участием Аглаи Канунниковой пошли косяком. В каждом уважающем себя эфире ей торжественно вручали традиционный букет роз. На творческих встречах выбор оказывался более широким: корзины хризантем от устроителей, связки гвоздик от любителей ее ранних — жестких — вещей. И задумчивые анемоны от ценителей поздней Аглаи — мастера детектива «закрытой комнаты».

Справляться с бесконечным потоком флоры было достаточно легко — Аглая не питала к цветам никакой любви. За все это время мы схлестнулись лишь однажды — по поводу симпатяги‑бонсая.

Карликовое деревце было преподнесено «любимой писательнице» недавно вернувшимся из Токио чинушей. Чинуша служил в одном из департаментов, еще не погорел на взятках и по самому малейшему поводу мотался за границу. Книги Аглаи стали для него чем‑то вроде «самолетного чтива», с которым даже перелет Москва — Сидней оказывался не более продолжительным, чем перегон Планерная — Новоподрезково.

Бонсай умилил Аглаю и насторожил меня: еще бы, на деревце красовались мелкие цветочки, а лицо чинуши не вызывало никакого доверия. Это было лицо садиста, поднаторевшего на порке розгами социально не обеспеченных слоев населения.

Аглая так крепко прижала бонсай к груди, что я сразу же поняла: мне придется туго.

— Прелесть, не правда ли, Алиса? — сказала она, когда мы вернулись в квартиру на метро «Аэропорт».

Я пожала плечами.

— Пожалуй, я поставлю его у себя в кабинете…

Только этого не хватало!

— Не думаю, что это хорошая идея, — я ухватилась за горшок и потянула бонсай к себе.

— Уберите руки, — голос Аглаи не предвещал ничего хорошего.

— Не уберу.

— Уберите.

— Не уберу.

Мы тащили деревце в разные стороны, и никто не мог одержать полной и окончательной победы. Пока в дело не вмешалась Ксоло. Собачонка подпрыгнула, ухватила меня за рукав и, шлепнувшись на пол, громко залаяла. От неожиданности Аглая выпустила горшок, а я, лишившись опоры, рухнула на пол. Вместе с бонсаем.

— Вы сошли с ума? — через секунду поинтересовалась Аглая, осматривая обнаженные корни деревца.

— Почти, — я тяжело дышала.

— Что происходит?

— Вы не должны… Не должны были приносить его домой.

— Подите к черту.

— Я пойду. Но хочу предупредить вас. Вы не должны принимать никаких цветов. Ни от кого. И не должны оставлять их в квартире.

— Она сошла с ума, Ксоло, — за неимением других собеседников Аглая апеллировала к собаке, которая пыталась лизнуть ее в лицо. — Я приняла на работу шизофреничку с манией преследования.

— Пусть так… Но вы не знаете…

Путаясь и сбиваясь, я рассказала Аглае о письме, максимально смягчив эпистолярные угрозы и опустив слово «сука». Аглая терпеливо выслушала меня до конца и рассмеялась.

— Так вот что вас взволновало, девочка? Покажите мне его!

— Я… Я его выбросила. Невозможно хранить такую гадость в доме.

— О чем еще я не знаю? — Аглая сменила гнев на милость. — Сколько их было, подобных писем?

— Одно. Только одно.

— Когда вы его получили?.. Подождите, попробую догадаться сама… Незадолго до того, как в доме появились желтые гвоздики, да?

Я кивнула головой.

— И вы решили взять на себя функции телохранителя? Я вас недооценивала…

Неужели прибавит жалованье?

Но ни о чем подобном Аглая даже не заикнулась. Совсем напротив, прочла мне лекцию о том, что каждый популярный человек должен быть готов к такого рода неожиданностям. И что это — всего лишь необременительная мзда. Копеечный билетик за проезд к станции под названием «Слава».