Такси!

Все огни были погашены. Я нажала на кнопку звонка лишь один раз и очень кратко — не хотела будить Дотти, чья спальня расположена как раз над парадным. Прождала с полминуты и позвонила снова. Прошла еще целая минута. Ричард так и не подошел к дверям, и я в отчаянии принялась звонить и звонить. Ничего. Где его носит? Уж теперь-то он точно проснулся!

Я запаниковала — стала колотить в дверь кулаками, закричала в щель для почты:

— Ричард, это я! Открой! Открой эту чертову дверь! Впусти меня!

Наверху зажегся свет. Из комнаты Дотти донесся плач. По лестнице загрохотали шаги. Лязгнула задвижка. Сбросили цепочку. Дверь отворилась, и на меня хлынул поток света.

— Китти… — Он стоял в халате и тер руками голову. Волосы торчали хохолками. Лицо было сердитым, но через мгновение злость сменилась тревогой. — Господи, Китти, у тебя ужасный вид. Что случилось?

— Чаю. Я хочу чашку чаю.

Я пролезла мимо него в дом. Наверху плакала Дотти; я направилась в кухню, предложив Ричарду:

— Может, пойдешь к ней?

Добралась до чайника, налила воду, включила.

— Нет, все в порядке. — Стоило Ричарду произнести это, как Дотти умолкла.

— Ух ты. Ловко. — Я взяла чашку с подставки. — Тебе налить?

— Китти, что происходит?

— Или, если хочешь, сделаю горячий шоколад. Кофеин, насколько я знаю, тебя стимулирует. — Я достала вторую чашку.

— Китти, хватит!

Уязвленная, я резко обернулась — и уставилась на выдолбленную тыкву с кривой улыбкой, красующуюся на кухонном столе.

Ричард доплелся до стола — неловкий, помятый, — сел сам и придвинул другой стул ко мне.

— Присядь на минутку.

— Ладно. — Я нерешительно приблизилась и наклонилась, чтобы поцеловать его в голову. Твоя макушка пахнет подушкой. — Я часто говорила так. Один из милых наших стишков для двоих. И мне сразу стало лучше.

Ричард улыбнулся, но улыбка получилась кривой, как оскал той тыквы, и ее быстро сменило выражение усталости.

— Ты знаешь, который час, Китти?

— Без понятия.

— Почти полдвенадцатого.

— Ох.

— Вот именно — «ох». О чем ты думала, заявившись в такое время?.. Ты что, пьяна?

У меня вырвался слабый смешок:

— Нет. Конечно, нет.

Ричард окинул меня взглядом, отмечая и непривычную вялость, и несвежий вид, и снова посмотрел мне в лицо. Я была на грани истерики.

— Ну, может, пропустила глоток-другой. Ричард…

— Что?

Я попыталась собраться с силами.

— Извини, что я пришла так поздно. И мне жаль, что я разбудила Дотти. Просто…

— Просто — что? Китти, да ты посмотри на себя…

— Знаю. Я разваливаюсь, знаю. — Я хотела взять его за руку, но руки Ричарда прятались в карманах халата. Стоп. Нужно привести мозги в порядок. — Ричард, я повидала сегодня… Повидала такое… — Мертвое лицо Джоэла, измазанное кровью и соплями, возникло перед глазами. Я все еще ощущала запах опавшей листвы и грязи в парке. И горячий, сладковатый запах гниения.

— Китти, о чем ты? Что — «такое»?

Я встряхнула головой, отгоняя видение, и постаралась сосредоточиться на лице Ричарда — этот озабоченный, нахмуренный лоб, мягкий рот…

— Неважно. Главное — я поняла, чего я хочу. Ричард тер глаза, моргал — и молчал.

— Я хочу осесть, хочу мужа и семью. Хочу выйти за тебя, Ричард, и делить с тобой все. Хочу стать матерью для Дотти.

— Ох, Китти… — С Ричардом творилось что-то странное. Он будто был не в силах говорить.

Это был не его голос. Голос, которого я не слышала прежде.

— У Дотти уже есть мать.

У Джемаймы полные губы. Глаза, нос, кости — все такое мягкое, что я могу схватить и смять, как кусок теста. Длинные и густые каштановые волосы, бледная кожа. Очень женственная. Прямо прерафаэлиты долбаные. Небесно-голубой хлопчатобумажный халатик оставляет открытыми мягкие белые колени. Скрестив руки на груди, она презрительно смотрела на меня, словно я была воровкой детей.

— Что она здесь делает? — спросила я слабо. Ричард смотрел в пол.

— Скажи ей, Ричард, — произнесла Джемайма самодовольно.

— Скажи — что?

Но я уже знала — что…

— Китти, это было нелегко… — Ричард совсем обмяк.

— Ты говорил, что никогда не примешь ее обратно. Говорил, что хочешь меня. — Я подалась вперед, схватила его за плечи. — Прогони ее, Ричард. Пожалуйста, пусть она уйдет.

— Да никуда я не уйду, — заявила Джемайма. Я проигнорировала ее — смотрела только на Ричарда, вцепившись в его плечи. В глазах его было что-то мертвое.

— Ты не можешь доверять ей. Она же бросила тебя. Оставила Дотти. Как ты позволил ей снова сюда приползти — после всего, что она сделала! Однажды она тебя поимела — и снова это сделает.

— Вон отсюда! — Джемайма рванулась к нам.

Я заметила холеные, покрытые розовым лаком ногти, и тут она вцепилась в мою руку и попыталась поднять меня на ноги.

— Убери лапы!

Джемайма снова дернула, надеясь стащить меня со стула. Я чувствовала, что на это уходят все ее силы. Я не двигалась с места, одной рукой уцепившись за край стола. Ричард прятал глаза.

— Ричард… — Мой голос дрожал. От злости или от горя — не знаю. — Выход только один, и это ты…

Джемайма опять дернула мою руку, едва не вырвав ее из сустава, и я закричала от боли. От нее несло сексом. Твоя макушка пахнет подушкой…