Таксопарк

Сергачев отодвинул в сторону Славу, подобрал с пола старый клаксон и протянул Феде.

— Восстанови картину!

Федя покачал на широкой ладони клаксон, словно взвесил, и двинулся к машине.

— Характер показываешь, мастер? — Слава ухватил Сергачева за рукав. — Я стараюсь, чтоб все красиво. А ты характер показываешь, принципиальность!

Сергачев отвел Славины пальцы от рукава и заговорил, сдерживая гнев, — ему это удавалось: со стороны он казался, как всегда, спокойным и насмешливым:

— Должен заметить, родной, что существует государственный стандарт звуковых сигналов для каждого вида автомобильного транспорта. И это имеет свой смысл. Например, ночью по сигналу я точно знаю, какая машина его мне подает, и соответственно выбираю режим движения…

Слава с тоской смотрел, как круглая лысая Федина голова спряталась в капоте.

— В связи с вышеизложенным фактом каждый произвольно установленный клаксон, как ты заметил, является нарушением государственного стандарта и сигнализирует о том, что человек не только нарушил закон, но и пытается чем-то выделиться из общей массы. То есть является потенциально беспокойной личностью, от которой завтра можно ждать чего угодно…

Слава видел, как Федя извлек из чрева автомобиля лакированную импортную дудку, небрежно поставил ее на пол и взял замызганный, грязный старый клаксон…

— Теперь скажи мне, родной, — продолжал Сергачев, — если ты честный человек, зачем мне обращать на себя внимание Госавтоинспекции и прочих уважаемых лиц, связанных с контролем за безопасностью движения? Мы ведь с тобой не святые, зачем же нам выделяться из общей массы наших беспокойных коллег? А?! Лично мне, Славик, это не нужно… Понимаю, ты подумал некрепко, прежде чем сделал этот шаг. Но все исправимо. Заплатишь Феде за туда и обратно. «И не было дела», как сказал бы тот, чье место ты сейчас занимаешь по иронии судьбы, — мой бывший сменщик Яша Костенецкий… Который, заметь, никогда не унижался до того, чтобы оставлять своему напарнику такую грязь в багажнике, какую оставляешь мне ты, Славик. Сырость, неразбериха. Только ужей разводить.

— Да ладно! — перебил Слава. У него пропало настроение поддерживать сергачевскую импровизацию. И еще этот выговор за грязный багажник. Подумаешь! Когда торопишься домой после смены, не до багажника…

Но Сергачеву не хотелось сворачивать разговор. Он не так часто виделся со своим сменщиком.

— И вот еще, Славик. Как я заметил, ты слишком активно стал мастерить. Одет как новогодняя елка. Лицо округлилось. Тон нахальный. Зуб во рту сломан, точно специально для золотой фиксы. Как я уже заметил, мы все тут не святые, но все люди. И, как все люди, имеем жизненный опыт, Славик. — Голос Сергачева уже звучал по-иному, с жесткими звенящими нотами. — Так что запомни одну классическую фразу, Славик: «Жадность фраера сгубила». Это великая мудрость на многие случаи жизни, хотя и звучит не слишком изящно.

Сергачев повернулся, намереваясь уйти, но Слава преградил ему дорогу. Он скрестил руки на груди, с нервной усмешкой скользя взглядом по серой шляпе Сергачева, по лацканочкам пальто из красивого искусственного меха.

— Учишь, да? А мне смешно! Ха-ха! Потому — знаю, что ты собой представляешь. Учитель нашелся!

— Ни черта ты обо мне не знаешь, Славик. — Сергачев все не оставлял своего тона.

— Знаю! Лучше вспомни, чему ты Валерку Чернышева поучал когда-то. У аэропорта. И удивительное совпадение: Валера хотел начальству пожаловаться, а его в тот же день избили. Удивительное совпадение. Лицемер ты, Сергач. Поворачиваешь, как тебе выгодно, и думаешь, никто не замечает?

— Пройти дай, болван! — Сергачев отодвинул Славу в сторону.

— Да-да! — закричал вслед Слава. — Замечают! И за машину твою я не держусь, понял? Другую получу. Новую. Знаем, как их получают…

Знакомый грудной звук старого клаксона коротко подрубил последнюю его фразу — Федя проверял свою работу.

Сергачев вышел на первый двор, к «зеленщикам». Вся территория была заставлена автомобилями, и почти под каждой машиной расползалась широкая лужа от спущенной из радиаторов воды — ночью ожидались заморозки.

Стараясь не заляпать грязью туфли, он направился в дежурную столовую, специально организованную для тех, кто выезжал в ночную смену. Суматошный днем зал сейчас пустовал. Спинки легких алюминиевых стульев были скорбно прислонены к серым пластиковым ребрам столов. В углу расположилась компания водителей. Точно нахохлившиеся воробьи в своих пальто и полушубках, они нетерпеливо дули в стаканы с жгучим какао, торопливо заедая кто пирожками, кто холодной котлетой…

Раньше в это время в зале было куда оживленней — закончившие смену водители не торопились по домам. Сидели бражничали, перекидывались в картишки. Расходились к утру, точно после хорошей вечеринки, — благо назавтра был отгульный день. Но с приходом Тарутина это веселье было прикрыто. И крепко. Пришлось уволить несколько человек для примера… Впрочем, и сейчас нет-нет да кто-нибудь организует в столовке сабантуй, осторожно разливая вино под столом с невинным выражением лица. Как те двое, что сидят у окна…